Принцесса викингов
Шрифт:
– Не говори так! – вдруг запальчиво воскликнула Эмма. – Мне становится страшно. Ты кажешься далеким, как обитатель небес. Так ли уж ты безразличен ко всему земному? Ведь после тебя останется твое семя, росток новой жизни. И Виберга любит тебя!
Атли полуприкрыл веки:
– Ах, да, Виберга… Ты позаботишься о ней и о моем сыне, когда меня не станет? Виберга была добра со мной. Пожалуй, кроме Ролло, она одна сумела полюбить меня. Когда тебя кто-то любит, это дает силы. А я был так слаб, что ее нежность приносила мне
Он вдруг сильно закашлялся, кровь окрасила его губы. Эмма обеспокоенно проговорила:
– Погоди, я принесу тебе теплого вина с медом.
Когда она возвратилась с чашей, Атли неподвижно глядел вдаль.
– Он уже близко. Я чувствую его приближение всем существом. Иисусе, дай мне сил!
У Эммы дрожали руки, когда она поила его вином. Атли взял у нее серебряную чашу с тонкой чеканкой по краю и стал разглядывать ее.
– Как много хорошего в этом мире. Я бы хотел все это запомнить. И вкус вина, и солнце, и блеск серебра, и крики чаек, и то, как ветер развевает твои волосы…
Взгляд его изменился. Эмма взволнованно спросила:
– Атли, что с тобой?
Его лицо было совершенно спокойным и умиротворенным. Эмма вдруг подумала – как странно, она никогда не замечала, как Атли красив, и красота эта не в чертах лица, а в идущем изнутри спокойном свете доброты. Никто и никогда не будет с ней столь терпелив и кроток. Она отвернулась, чтобы скрыть слезы.
В воздухе расплылся удар колокола. Приближалось время полуденной мессы.
– И звон… – прошептал Атли.
Он выронил чашу, и она покатилась к краю площадки.
– О, Атли, ты словно приносишь жертву божествам моря!
Она попыталась шутить, чтобы взбодрить Атли. Слабый звук донесся снизу – чаша звякнула, ударившись о камни. Эмма подошла ближе – у ее ног обрывалась глянцевитая, почти черная скала. Отсюда она видела, как монахи в черных капюшонах, выстроившись попарно, двигаются в сторону церкви. Совсем близко легкой тенью пронеслась чайка, и Эмма какое-то время следила за ее полетом, пока та не превратилась в едва заметную точку в синеве.
Она повернулась и сделала шаг – Атли все так же сидел, откинувшись в кресле и улыбаясь с закрытыми глазами. Она опустилась на плиты рядом с ним.
– Атли, – окликнула она его.
Что-то в его неподвижности испугало ее.
– Атли, ради бога…
Ветер шевельнул его волосы, и они упали на лицо. Странно – с закрытыми глазами он походил на старшего брата. Та же прямая линия бровей, такие же не длинные, но густые и слегка загнутые ресницы.
– Атли! – вновь повторила она, беря его за руку.
Тело сдвинулось и начало медленно сползать с кресла. Эмма подхватила его – он оказался невесом и невыносимо тяжел одновременно, потому что здесь его больше не было.
Ролло прибыл в ту же ночь. Бушевал прилив, грохотали швартуемые корабли, слышались команды, ругань и лязг оружия.
Конунг
– Где мой брат? – грозно кричал он. – Эй, долгополые, где мой брат?
Аббат Лаудомар, взволнованный, но владеющий собой, в парадном облачении и с посохом в руках вышел ему навстречу и скорбно сообщил о случившемся. Бурное дыхание Ролло замерло, словно пресекшись, лишь капли смолы факела с шипением падали в тишине на влажные плиты.
– Где он? Отведите меня к нему, – негромко проговорил он наконец.
Тело Атли покоилось перед алтарем в церкви Святого Михаила в выдолбленном дубовом стволе, завернутое в пропитанные благовониями пелены и покрытое сверху шелковым покрывалом. В церкви было холодно, по стенам трепетали и расплывались дымные языки светильников. За окном грохотал прибой, шумел ветер, содрогались деревянные ставни на окнах. Монахи слаженно пели заупокойные молитвы, но, когда вслед за Ролло в церковь ворвалась толпа викингов, громыхая железом, стуча сапогами и скрипя кожами, стали сбиваться, испуганно поглядывая на настоятеля. Тот дал знак продолжать.
Ролло медленно приблизился к телу брата, не удостоив взглядом две закутанные в темные покрывала женские фигуры. Четыре высокие свечи горели по углам стола, на котором возлежало тело Атли, и их свет отражался в прикрывавших его глазницы золотых монетах. Ролло вздрогнул, не узнавая брата. Он видел, как страшно заострился его нос, а кожа словно отошла от мышц. Какой же он, оказывается, маленький – словно вновь стал тем мальчиком, которого он когда-то увез с собой из Норвегии.
– Как он умер? – обратился он к стоявшему рядом настоятелю.
– Как добрый христианин, – отвечал тот. – Смерть его была на диво легка, ибо она избавила его от земных страданий. Он причастился последний раз этим утром, и теперь душа его уже у Господа.
– Я спрашиваю: как он умер?
Аббат наконец понял:
– С ним была Эмма из Байе.
Ролло, казалось, только теперь узнал ее в одной из окаменевших у гроба фигур. На него взглянули огромные, блестящие от слез глаза. Затем этот взгляд устремился мимо него – и Ролло почувствовал, как чья-то рука легла на его плечо. Снэфрид! Он положил свою руку поверх ее и глубоко вздохнул.
– Будет так: вы можете отпеть моего брата, но похороним мы его по нашему обряду.
– Нет!
Он увидел, как Эмма быстро шагнула вперед.
– Атли был христианином и желал, чтобы его похоронили на монастырском кладбище Мон-Томб.
Ролло ничего не ответил, но тут подала голос Снэфрид:
– Атли был викингом и достоин того, чтобы похоронить его в ладье.
Эмма даже не взглянула на нее.
– Твой брат, Ру, умер без меча, уповая только лишь на Бога христиан. Ты оскорбишь его волю, если опять сделаешь из него язычника.