Принцесса Володимирская
Шрифт:
Побег ее, свидание с женихом и ужасный отказ его – вся эта сердечная драма осталась тайной для всех, и никогда за всю жизнь она не рассказала об этом ни слова никому. Но с этой минуты она переменилась, и теперь, спустя почти двадцать пять лет, она еще ясно и живо видела перед собой все последние подробности и снова, в который раз, часто переживала все те же муки озлобленного самолюбия, горечь сердца, разбитого на всю жизнь рукою человека, которого она боготворила в продолжение более четырех лет.
Когда отец ее спустя несколько лет умирал, то позвал Иоанну и, чувствуя, что он кончается, просил дочь отпустить ему его вину, простить
– Батюшка, умирайте спокойно. Я вас не виню. Он не меня любил, а мое состояние, следовательно, я не была бы счастлива с ним.
После смерти старика и молодой граф и сестра вздохнули свободнее, избавившись от деспота отца. Все состояние, конечно, принадлежало теперь одному сыну, и он немедленно выделил сравнительно очень малую часть своей сестре, и поэтому графиня Иоанна, приняв ее, не пожелала отделиться и осталась жить с братом. И тогда еще очень юный брат сознался сестре, что у него есть своя драма, которую он тщательно скрыл от отца, что многое в этом событии уже непоправимо, но есть нечто, что можно еще поправить.
И молодой богач отправился путешествовать по Германии и собирать те сведения, которые были ему необходимы для дела, бывшего тайной для всех.
Через два года с лишком странствования молодой богач был в Швейцарии, в Сионе, и здесь впервые напал на след того, что искал.
Еще через год или полтора в окрестностях Киля и появился этот замок, в котором поселился выходец польский, граф Краковский со старой девой сестрой и замечательной красавицей, которую выдавал за воспитанницу.
Одним словом, та малютка, что родилась в Сионе и воспитывалась доброй Тантиной в долине Роны и была наконец украдена у башни Святого Трифона, – была эта самая красивая девушка, замечательно одаренная природой, которая теперь слыла за воспитанницу богатого графа и предназначалась в супруги какого-нибудь именитого принца или владетельного герцога.
И если около Киля польский граф с громким именем назвался графом Краковским, то и дочь свою, выдавая за воспитанницу, он назвал по имени матери – Людовикой.
Он сам обожал эту красавицу дочь – живой портрет матери до мельчайших черт лица, до мельчайших подробностей характера.
XV
Старая девица была живой загадкой для всех, кроме одного человека, ее духовного отца и капеллана замка.
Монах ордена Иисуса отец Игнатий был необыкновенно красивый человек лет сорока. Уже лет семь, что он был в доме графа и пользовался всеобщим уважением как за свое образование, за свою мягкость в сношениях со своей паствой, так отчасти и за то, что он пошел в иезуиты по призванию, отказавшись носить громкое аристократическое имя. Причиной, побудившей молодого человека назваться просто братом Иисуса, смиренным Игнатием, было то, что при громком имени он не мог наследовать от отца ни гроша состояния.
Личность эта была также отчасти загадочна; но капеллана любили в доме и знали, что он имеет безграничное влияние на ворчливую графиню и умеряет вспышки ее гнева.
Только одно существо в доме не только боялось, но ненавидело отца Игнатия. Это была молодая девушка.
За что ненавидела она иезуита, Людовика сама не отдавала себе отчета. С тех пор, что был он в доме, она кроме вежливости и внимания ничего не видела от него; зато она помнила хорошо ту минуту, с которой она стала ненавидеть иезуита.
Ей было уже пятнадцать лет. Все чаще и чаще виделись они, он учил ее богословию.
И однажды за одним из уроков, когда были они по обыкновению наедине, она пожаловалась на легкую головную боль. Духовник и учитель дал ей понюхать маленький флакончик, который вынул из кармана; но вместо ожидаемого облегчения она почувствовала страшное замирание сердца, и все исчезло у нее из глаз.
В то мгновение, когда сознание снова постепенно и тяжело возвращалось к ней, она прежде всего почувствовала, что чьи-то холодные губы покрывают нескончаемыми поцелуями все лицо ее. Смутно сознавая, что с ней, она была уверена, что когда вернувшиеся силы позволят ей открыть глаза, то она увидит испуганное лицо отца и улыбнется, чтобы успокоить его.
Кто-то взял ее в объятия и поднял с кресла, понес, она открыла глаза и увидела себя в руках отца Игнатия. Она вскрикнула, рванулась из его рук и едва не упала на пол.
Иезуит поднял на ноги весь дом, тотчас рассказал прибежавшему графу про обморок молодой девушки, про свой страх, про то, как он, схватив ее на руки, в испуге бежал с ней в комнату графини, чтобы поскорее подать ей помощь… Затем он снова давал ей и другим свой флакон, советуя давать нюхать его девушке.
Сметливая и хитрая, хотя и пятнадцатилетняя, красавица выхватила этот флакон из рук тетки и спрятала его в карман.
Через час все в доме успокоилось, только юная героиня одна в своей горнице давала нюхать флакон своей собачонке, ожидая каких-либо последствий. Затем она позвала горничную, заставила ее понюхать из флакона, затем она решилась приблизить его к своему носу, но кроме кислого и отчасти даже приятного запаха ничего не нашлось в нем.
– Это другой! – решила Людовика.
Сначала девушке хотелось рассказать все отцу, но странные отношения с ним заставили ее промолчать.
И все пошло по-старому. Разница была только в одном – юная Людовика возненавидела отца Игнатия. Он относился к ней как-то безучастно, равнодушно, а вместе с тем, как показалось девушке, с этого самого времени началась тесная дружба между духовником и теткой.
И теперь часто Людовика, думая о своей обстановке, невольно останавливалась перед загадочностью своего существования. Все было загадкой: ее имя, которое переменилось, местожительство младенческих лет и нынешнее – тоже иное, отчужденность этой жизни от всего мира, от столицы, происхождение отца, который, быть может, действительно ей не отец, не признается ей в этом, а между тем обещает ей все свое громадное состояние. Старая девица тетка тоже загадочна, ее дружба с этим ненавистным иезуитом еще загадочнее, их отношение к ней – совершенная тайна. Они всячески ежедневно доказывают ей, насколько они любят ее, пекутся о ней, даже обожают ее, и всякий день ежечасно молодая девушка чувствует всем своим существом, что они и иезуит – и тетка ненавидят ее.
В минуты уныния теперешняя девятнадцатилетняя красавица задумывалась о своем будущем, которое страшило ее. Все представлялось ей в черных красках, воображение рисовало ужасные картины в близком будущем.
Но эти минуты сменялись другими – минутами молодого веселья, беззаботности. Наконец-то теперь, быть может, через несколько дней, судьба ее должна была решиться. Она сделается женою принца, которого разыскивает давно отец.
Этот принц явится сюда, увезет ее. Что ей тогда до отца Игнатия или до злой и загадочной старой тетки!