Принцесса
Шрифт:
Он вздохнул и вошел в дом. Руки отваливались от дня тяжелой работы. Он умылся, вытерся стареньким полотенцем и, скинув потную рубаху, вошел в комнату. В полумраке блеснули Юлькины глаза.
— Привет, красавица! — шепнул Серега и прилег рядом. Он хотел поцеловать ее, но Юлька дернулась нервно и отодвинулась. Он посмотрел на нее — глаза блестели, наполняясь слезами.
— Опять курил? — неожиданно капризно спросила она. Серега не успел возразить, как жена потянула носом воздух.
— И пахнет от тебя ужасно, — продолжила Юлька вредным голосом.
Серега неожиданно для себя разозлился, вскочил с кровати и вышел, хлопнув дверью. Уже выйдя он услышал, как она зарыдала. Нина юркнула в спальню, прихватив учебник, который
— Привет. Приехать сможешь?
Илька плюхнулся на сидение новенькой машины, подаренной ему на восемнадцатилетие, и выжал газ. "Этот" позвонил только ему, значит с Юлькой что-то случилось. Илька даже думать не хотел о плохом, но поганые мысли сами лезли в голову. Два часа он судорожно сжимал руль, а когда подъехал к высоким воротам, то долго не мог заставить себя выйти из машины. Ворота открылись и Серега вышел навстречу. Он был хмур, впрочем, как обычно. Они не поздоровались и не протянули друг другу руки.
— Что с ней? — у Ильки дрогнул голос.
— Все нормально, — Серега ответил глухо, надтреснуто, — слушай, брат…
Илька дернулся от слова "брат", и хотел резко ответить, что ему не надо таких родственничков, но что-то в голосе Сереги его остановило.
— … ты должен забрать ее.
Илька вытаращился на Серегу, пытаясь понять, что происходит.
— Временно, — устало сказал парень и закурил.
— Но…но… — Илька не знал, что сказать.
— Ей в больницу надо, а она не идет, — Серега повернулся спиной к Ильке, и, как-будто, вытер глаза.
— И ей тоскливо тут.
— Еще бы… — хмыкнул Илька.
Серега вдруг яростно схватил его за ворот полувера и прижал к доскам забора.
— Она- моя жена! Ты понял?! Моя! И ребенок — МОЙ!
Он тут же отпустил Ильку и устало вздохнул.
— Но дома ей будет пока лучше.
Илька растерянно кивнул.
— Я скажу ей, что уезжаю на вахту, ну, совру, в общем, а ты хватай и вези. Понял?
Илька снова кивнул. Серега докурил, бросил окурок в консервную банку и вошел в дом. Илька услышал, как в доме заплакала в голос Юлька. Он, было, дернулся туда, но все же остался стоять. Серега вышел сам и вынес плачущую жену на руках.
— Я не поеду! — она рвалась из его рук, но он держал крепко.
Илька поразился, насколько больной выглядела Юлька.
— Я не поеду! Сережа! Сереженька! — Юлька выла, хватаясь за рукава Серегиной куртки, а он остревенело отдирал ее от себя.
— Ну чего стоишь? Уезжай! — Серега крикнул и Илька, вздрогнув, бросился в машину. Он повернул ключ и автомобиль тихонько рыкнул. Илька тронулся с места, а Юлька, рыдая, припала к окну.
— Сережа! Я люблю тебя!
У Ильки заныло слева.
Через полчаса она уснула, всхлипывая, свернувшись калачиком на заднем сидении.
Серега стоял за воротами, глядя туда, куда уехала машина и увезла его израненное сердце. Мать вышла за ворота и накинула на него куртку.
— Что ж ты сделал, сынок? — она участливо заглянула ему в лицо, — ну привыкла бы она, поди не умерла бы.
— Ничего, мать, так надо, — он опять потянулся за сигаретой, но, глянул на нее и досадливо бросил.
Мать и сын присели на бревнышки у ограды.
— Эх, сынок, сынок, всех-то ты у меня жалеешь. Тебя бы кто пожалел, — она погладила сына по голове, — любишь что ли ее?
Серега молча кивнул.
3
15 лет спустя.
— Юлечка Вячеславовна! — дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить розовощекое улыбчивое лицо секретарши, — там компьютеры привезли!
Алла Петровна, секретарь, пережила, если можно так выразиться, трех директоров, Юля была четвертой. Пожилая женщина была не просто секретарем, она была частью этой школы, знала все обо всех, и в свои преклонные годы никак не хотела уходить на заслуженный отдых. Предыдущий директор, Виктор Викторович, всеми любимый, уходя, напутствовал:
— Юля! Ты можешь безболезненно уволить половину коллектива и набрать молодых. Этого даже никто не заметит. Но если ты уважаешь меня и прислушиваешься ко мне, то не увольняй Аллу. Вот увидишь, насколько проще будет твоя жизнь, если она останется сидеть в твоей приемной. Кроме того, — он лукаво прищурился, — она же как местное привидение, почти достопримечательность!
Виктор Викторович оказался прав. Алла Петровна, у которой вся жизнь сосредоточилась вокруг школы, не только исправно выполняла свои обязанности, но и в силу доброго сердца и широкой души очень поддерживала молодого директора. А поддерживать было надо. Коллектив не очень понял и принял решение управления образования назначить Юлю новым директором. И даже пошли слухи, что к этому приложил руку Юлин отец, хотя о нем никто ничего не знал, но слухи все же пошли. Юля не препятствовала и не опровергала, ей было, по сути, все равно. Косые взгляды коллег несколько напрягали, но и с этим она вполне справлялась. Она давно научилась закрываться от внешнего негатива. Жизнь научила.
— Спасибо, Алла Петровна, — Юля улыбнулась секретарше, — передайте им, что я буду через минуту!
Лицо в двери исчезло и хлопнула входная дверь — Анна Петровна торопилась проследить за тем, чтобы с ценным грузом обращались аккуратно. Юля уронила голову на руки. Устала. Сил нет, как устала. С момента назначения прошло уже полгода, а работы был непочатый край. Виктор Викторович был замечательным человеком, добрым, душевным, его все любили, от первоклассников до пожилой уборщицы, но администратором он был неважным. Да он и сам это понимал, постоянно повторяя: "Я всего лишь старый историк!". Когда Юля пришла работать в школу, Виктор Викторович сначала в шутку, а потом и всерьез начал при каждом удобном случае говорить "Буду тебя, Мельникова, готовить на свое место!" И он это делал, ненавязчиво, но упорно. Посылал ее представителем на какие-то совещания, буквально заставил сдать экзамены на первую, а потом и высшую категорию и поступить в аспирантуру. Естественно, злые языки тут же приписали им роман, тем более что Юля частенько задерживалась в кабинете директора допоздна. Но прямых доказательств не было, а кроме того, рядом постоянно находилась Алла Петровна. Только это спасало Юлю он клейма гулящей женщины, распутницы и разлучницы, как это водится в деревенском обиходе.
Она долго привыкала к деревне. Могла бы в любой момент все бросить и уехать, но терпела и жила. Потому что только тут чувствовала близость к Сереже. Ей теперь казалось, что даже старый дом пахнет им. Ей нравилось рассматривать его вещи, старые игрушки, листать книги с расшатанной этажерки, ходить туда, куда ходил он. Нина рассказывала и показывала все, что помнила, сожалея о том, что намного моложе брата и не помнит его ребенком. Но зато пересказывала истории из детства со слов матери. Сережина сестра, поначалу сторонилась ее, да и было отчего. Вообще, хорошая она, Нина, добрая, приветливая. Совсем не похожая на свою мать. Юля никогда не видела свекровь улыбающейся. Вечно этот взгляд исподлобья, вечно укор в глазах. Но не гнала ее, это уже хорошо. До того случая. Впрочем, Юля и сама подумывала переехать, так что все случилось вовремя. Сейчас они с Лерой жили в хорошем домике недалеко от школы. Когда-то ей казалось, что этот маленький, потемневший снаружи дом никогда не станет ей родным, но со временем обжилась, привыкла и даже полюбила. Уезжая на несколько дней в город, ночуя в квартире родителей в своей комнате, на своей детской постели, Юля скучала по дому, виду из окна и лаю Гаврилы снаружи.