Принцессы немецкие – судьбы русские
Шрифт:
Александру Федоровну влюбчивость сына огорчала чрезвычайно. «Что будет с Россией, – с болью писала она в дневнике, – если человек, поставленный царствовать над ней, неспособен владеть собой, подчиняется собственным страстям и не может их контролировать?» Она очень любила сына и, наверное, поэтому так опасалась за его судьбу и за судьбу России. К сожалению, она нечасто ошибалась в своих пророчествах…
А тем временем маленькая Гессен-Дармштадгская принцесса продолжала играть в куклы и запоем читать в мрачном пригородном замке своего названного отца. Она не подозревала, что судьба ее уже решена, что она обречена стать жертвой случайных и вовсе не зависящих от нее обстоятельств: случайная, незапланированная остановка наследника в Дармштадте; невозможность (по политическим мотивам) брака Александра с английской королевой; невозможность и брака (по мотивам династическим) с бывшей возлюбленной, Ольгой Калиновской. Мария стала самым приемлемым для всех выходом из положения. Именно так смотрели на нее поначалу все. Это потом ее скромное очарование покорит не только жениха и свекровь, но и самого Николая Павловича, который будет относиться к ней едва ли не с такой же заботой и нежностью, как к обожаемой жене. Похоже, он, как и Александра Федоровна, почувствовал, какой незащищенный, застенчивый, одинокий и ранимый человек его юная невестка, и хотел, как мог, облегчить ей переход в новую жизнь. Парадоксально, но суровый, холодный Николай был с близкими мягок и добр; а его мягкий, добросердечный сын, наоборот: именно с близкими – бессердечен.
Приезд российской императрицы в Дармштадт за невестой для наследника стал сенсацией. При всех европейских дворах недоумевали: за что этой «якобы принцессе» такая честь?! А сама невеста была смущена, растрогана, благодарна, но и напугана: она к тому времени уже знала, почему Александра Федоровна поначалу была категорически против выбора сына, и полностью оправдывала такое отношение русской императрицы. Мария сама всегда чувствовала свою ущербность, неполноценность. Ей и спустя годы будет неловко, что ее, незаконнорожденную, судьба вознесла так высоко – не по праву. Скорее всего, именно этим объяснялась ее робость, скованность, апатия, в которых ее часто упрекали.
Сначала императрица привезла принцессу Марию в Царское Село: Александра Федоровна хотела, чтобы она хоть немного освоилась, познакомилась с людьми, с которыми ей придется жить до конца дней. 7 сентября 1840 года высоконареченную невесту повезли из Царского в столицу. Остановились в путевом дворце, чтобы переодеться и сменить экипажи. Царскую невесту одели в белый шелковый сарафан с голубым шлейфом, вышитым серебром, украсили драгоценностями и темно-малиновой бархатной повязкой, обшитой бриллиантами; на голову накинули вышитую серебром вуаль. Такой роскоши Мария не только никогда не носила, но и не видела. Она была не рада великолепному наряду, а смущена и растеряна. Переодевшись, уселись в золоченые кареты и медленно, торжественно направились через весь город к Зимнему дворцу. У входа их встречали государь и наследник. Мария от волнения была бледна, не решалась поднять глаз.
В столице начались бесконечные балы и праздники в честь предстоящей помолвки. Но виновница этих торжеств часто не могла на них присутствовать. О причине рассказала Анна Федоровна Тютчева:
Много раз после долгих усилий преодолеть застенчивость и смущение она ночью в уединении своей спальни предавалась слезам и долго сдерживаемым рыданиям. Затем, чтобы устранить следы своих слез, она открывала форточку и выставляла свои покрасневшие глаза на холодный воздух зимней ночи. Вследствие такой неосторожности у нее на лице появилась сыпь, от которой чуть не навсегда пострадала изумительная белизна ее лица. Эта болезнь, затянувшаяся довольно долго, заставила ее безвыходно просидеть в своей комнате в течение нескольких недель и дала ей возможность постепенно освоиться с членами своей новой семьи и особенно привязаться к своему царственному жениху, который не только не отдалился от молодой невесты вследствие болезни, одно время угрожавшей ей потерей красоты, но, наоборот, удвоил свои заботы и проявления нежной внимательности и этим привязал к себе ее сердце, еще слишком юное, чтобы испытывать более страстные чувства. Именно после болезни у нее появилась некоторая уверенность в реальности происходящего: значит, этот прекрасный принц действительно любит ее, если его не оттолкнуло грозящее ей уродство; значит, рядом с ней будет родная душа – главное, чего ей недоставало и о чем она едва осмеливалась мечтать.
Для Марии, человека глубокого, не способного притворяться, очень труден был переход в новую веру. Я уже рассказывала в предыдущей главе, как помогла ей в этом Александра Федоровна. Миропомазание состоялось 5 декабря. Гессенская принцесса стала православной великой княжной Марией Александровной. На следующий день с присущей петербургскому двору и так никогда и не ставшей привычной для Марии пышностью совершилось обручение. Через четыре с половиной месяца была назначена свадьба.
Одна из фрейлин принцессы, а позднее – камер-юнгфера императрицы, Александра Ивановна Яковлева-Уотермер вспоминала:
Рано утром в дежурную комнату вошел мужчина очень высокого роста, довольно полный, с маленькой головой, с гладко причесанными волосами, со звездой на груди. Его появление меня несколько озадачило, так как с этой стороны никто не имел права войти, кроме царской фамилии и доктора, а о всех остальных должен был докладывать камердинер. Я только что хотела ему это заметить и предложить обратиться к камердинеру, как он весьма вежливо поклонился и сказал; «Могу ли я вас попросить доложить принцессе, что Жуковский, ее учитель, желал бы представиться ей». Конечно, я была рада исполнить его желание и сама доложила о нем принцессе и проводила его к ней. Я была очень довольна, что мне удалось увидеть нашего знаменитого писателя.
Это Александра Федоровна попросила, чтобы он учил будущую ее преемницу русскому языку. Она по собственному опыту знала: может быть, грамматике он и не научит, ее можно изучить и без его помощи, зато почувствовать красоту языка лучше Василия Андреевича не поможет никто. И еще надеялась: как ей он когда-то помог полюбить страну, еще вчера бывшую чужой и, что греха таить, – пугающей, так и ее робкой невестке он поможет почувствовать и полюбить Россию. Так оно и случилось. Жуковский стал первым другом, обретенным принцессой Марией в Петербурге. Она никогда его не забудет. После его смерти вместе со свекровью организует переезд в Россию его вдовы и детей, будет заботиться об осиротевшей семье, а после смерти Елизаветы Алексеевны Жуковской (та приняла православие после смерти мужа, думается, не без влияния императрицы и ее невестки) возьмет на себя воспитание дочери и сына своего учителя.
Судьба дочери поэта станет причиной одной из очень серьезных размолвок Марии Александровны со своим супругом. В том, что Александр Николаевич своего наставника обожал и очень тяжело пережил его смерть, сомневаться не приходится. В его кабинете над столом всегда висел огромный портрет Жуковского (это было отступлением от правил: должен был висеть портрет батюшки, Николая Павловича). И в любимом Царском Селе он поставил бюст учителя. И был признателен, что жена уделяет внимание детям поэта. Оба получили блестящее образование.
Павел Васильевич станет архитектором. По его проекту в Москве поставят памятник Александру II (большевики разрушат его, как только придут к власти). Александра Васильевна станет фрейлиной императрицы Марии, в нее страстно влюбится великий князь Алексей Александрович. Александр Николаевич, в то время большой приверженец «семейных ценностей», не пощадит ни сына, ни дочь любимого наставника, беременную от великого князя, вышлет ее из России. К тому же строго прикажет наследнику в будущем категорически не допускать морганатических браков, которые способны расшатать нравственные устои не только семьи, но и страны. Кто бы мог вообразить, что вскоре… Но об этом «перерождении» государя чуть дальше.
А пока ничто не предвещает беды. Великая княгиня с трепетом ждет свадьбы. Та же Александра Ивановна Уотермер оставила любознательным потомкам описание бракосочетания принцессы Марии. Привожу его с минимумом купюр. Благодаря наблюдательности и дару слова, которым владеет автор, оно дает полное и яркое представление не только об этой свадьбе: бракосочетания немецких принцесс, становившихся российскими императрицами, проходили примерно одинаково:
1841 года, 16 апреля (свадьба не случайно была назначена на это число: 17 апреля Александру Николаевичу исполнялось 23 года, этот день он хотел встретить уже женатым человеком. – И. С.) в 8 часов утра пятью пушечными выстрелами возвестили столице, что высочайшее бракосочетание имеет быть сегодня. При одевании невестой венчального туалета присутствовали статс-дамы и фрейлины. Белый сарафан ея был богато вышит серебром и разукрашен бриллиантами. Через плечо лежала красная лента; пунцовая бархатная мантия, подбитая белым атласом и обшитая горностаем, была прикреплена на плечах. На голове бриллиантовая диадема, серьги, ожерелья, браслеты – бриллиантовые.