Принцип каратэ (сборник)
Шрифт:
— И кто же?
Шеф редко позволял себе проявлять эмоции. Лицо его оставалось суровым и неподвижным.
— Наверняка не скажу, но вчера я отказался изменить меру пресечения Вершиковой и тем самым нарушил планы некоего гражданина Золотова. Вдобавок довел до его сведения, что собираюсь заняться им всерьез. Так что выводы напрашиваются сами собой.
— Кстати, — Белов выудил из груды бумаг листок с машинописным текстом и протянул мне. — Вот жалоба адвоката Пшеничкина на отклонение его ходатайства. И доводы довольно убедительны. Почему вы не хотите
— Пока! — Я пересказал показания Кобульяна и телефонный разговор с лже-Чугунцовым.
— Вот видите, — укоризненно произнес прокурор. — Разве можно допускать такие ошибки? Надо внимательно читать акт экспертизы и сразу делать соответствующие выводы.
Шеф прочно и искренне забыл, как торопил, призывал «не мудрить» и скорее заканчивать «простое» дело.
— А теперь разбираться сложнее. Вы что, подозреваете Золотова? Тогда зачем насторожили его раньше времени?
— Он и так насторожен до предела. Да и что он может сделать? Начнет дергаться, метаться, наделает, как водится, глупостей — вот и все.
— Ну-ну, вам решать. И отвечать за исход расследования тоже вам.
Шеф в упор рассматривал меня, глаза одинаково блестели, и я на миг ощутил привычную неловкость, хотя уже знал, какой искусственный, а какой — настоящий.
— А по поводу ресторанов и танцев напишите объяснение. Есть факт, я, как руководитель, должен его проверить. Вы сами заинтересованы очиститься от необоснованных подозрений.
Действительно, я был очень заинтересован, чтобы по анонимному клеветническому доносу шеф перетряхнул мой досуг, выясняя, не переступил ли следователь Зайцев дозволенного в отношениях с глупой куклой, проходящей по делу!
Отсутствие признаков радости Белов расценил как очередное проявление неблагодарности, потому не перешел, как обычно в конце разговора, на отеческий тон, а бросил отрывисто и сухо:
— Идите работайте!
И я пошел, размышляя: а не научена ли глупая кукла подтвердить анонимное сообщение? Тогда события приобретут скандальный характер, придется затратить много усилий, чтобы отмыться.
— Юрий Владимирович! — Голос Крылова остановил меня у двери кабинета. По лестнице поднимались трое: молоденький милиционер, за ним — аккуратно одетый спортивного вида парень, Александр замыкал процессию. Если бы не напряженное лицо сержанта, сторожкие движения Крылова и отсутствие ремня на модных кремовых брюках парня, которые тот поддерживал руками, вряд ли можно было предположить, что конвоиры ведут задержанного.
— Налево! В угол! Сесть! — резко приказал Крылов, и только когда парень, поддернув, чтобы не измять, брюки, опустился на потертую скамью для посетителей у глухой стены в конце коридора, а сержант стал между ним и ближайшим окном, Александр выверенно сделал несколько шагов в сторону и вполоборота повернулся ко мне.
— За санкцией?
— Да, — кивнул он, не сводя взгляда с задержанного. — Мошенник — терся у магазинов, входил в доверие, брался достать ковер и подменял деньги на «куклу».
В коридор вышли практиканты.
— Молодые люди, у вас не найдется закурить? — с вежливой улыбкой спросил задержанный.
Валек, ощупывая карманы, направился к нему. — Стой, назад! — явно подражая Крылову, скомандовал милиционер.
Валек как об стену ударился, обернулся вопросительно, я махнул рукой, и он, недоуменно пожав плечами, вернулся в кабинет. Следом поспешно юркнул Петр.
— Твоя Вершикова привлекалась к ответственности за спекуляцию, — сообщил Крылов.
— Дело прекратили за недоказанностью…
— Интересно…
— И Золотов привлекался, только давно, тринадцать лет назад, — продолжал Александр. — За мошенничество, как наш подопечный.
Он кивнул в сторону мирно сидящего парня в кремовых брюках.
— С учетом возраста — шестнадцать только исполнилось — передали в комиссию по делам несовершеннолетних.
— Материалы когда подошлешь?
— Сегодня и передам с кем-нибудь.
Крылов на миг расслабился и стал обычным Сашкой Крыловым.
— Как у тебя дела?
Я чуть замешкался.
— Нормально.
— Ну пока!
В нем опять произошла неуловимая перемена.
«Встать, прямо!» — конвой вел задержанного мошенника к прокурору.
Я заглянул к практикантам. Они о чем-то спорили.
— Это преступник? — спросил Петр. — Совсем не похож!
— А ты думал, у них рога растут?
— Не рога, но… Он же обычный человек — симпатичный, располагающий.
— С его специализацией иначе нельзя. Мошенник и должен вызывать доверие. Доверие — его инструмент, которым извлекаются деньги из кармана потерпевшего.
— Мы составили планы. У меня подробней — пятнадцать пунктов, а у Валька — десять, — похвастал Петр.
Довольно хмуро, в соответствии с настроением, я объяснил, что дело не в количестве планируемых мероприятий, а вспомнив, добавил — и не в умении жевать пирожок — дался мне этот пирожок, — читая акт вскрытия трупа, что главное для следователя — способность вникать в суть событий, отыскивать скрытые закономерности, постигать психологию чужих поступков.
Поймал себя на нравоучительности тона и прервал монолог.
— Давайте ваши планы.
Просмотрел план Петра. Он предлагал сделать на даче обыск, воспроизвести показания обвиняемой на месте происшествия, провести судебно-психиатрическую экспертизу, очную ставку с Золотовым и направить дело в суд. Объяснить целесообразность и необходимость этих следственных действий он не смог, хотя довольно бойко цитировал отрывки из учебника и статьи Уголовно-процессуального кодекса.
Валек считал, что следует тщательно изучить личность потерпевшего: допросить его друзей, знакомых, участников трагической вечеринки, выясняя, как Петренко оказался на даче и что связывало его с остальными. Последним пунктом плана он поставил: «Проверить причастность Золотова к преступлению», не указав конкретных мероприятий.