Принцип карате
Шрифт:
Он многозначительно подмигнул.
— Где вы работаете? — поинтересовался Колпаков, хотя прекрасно знал ответ.
— Гм… Пока, временно, нигде.
— А в связи с чем оставили предыдущее место?
Кулак глянул бешено, но сдержался.
— Про то все знают… Профессиональная непригодность… Еще посмотреть, кто к чему пригоден… Да не в том дело! Не в медицину прошусь, на кой она сдалась!
— При таких обстоятельствах федерация не сможет рекомендовать вас на учебу. Да и вряд ли вы пройдете аттестацию — уровень подготовки
— Ты за мой уровень… — Кулаков осекся. — Федерация ни при чем, ты сам мне дай бумажку — и дело с концом! А дальше — мои заботы. И внакладе никто не останется: я тебе за нее тыщу отстегну, прям счас!
— Неужели при себе такие деньги носишь? — удивился Колпаков, и Кулаков расценил это как согласие.
— А чего? Сегодня сбор делал… Садись в машину.
Бородач плюхнулся на сиденье водителя и отщелкнул кнопку замка задней двери, но Колпаков остался стоять, наблюдая, как он вытаскивает рассованные по карманам деньги.
Кулак набирал большие группы и под предлогом того, что обучает не банальному, как во всех других секциях, карате, а более сложному и опасному виду — кунг-фу, драл по сорок, а то и по пятьдесят рублей с человека.
— Счас сделаем, если у тебя бланков с собой нет, заедем… Тебе какими лучше?
Он говорил уверенно-фамильярно, с легким оттенком снисходительности: свои люди, чего кочевряжиться! А деньги разложены по достоинству купюр с необычной для этого неряшливого орангутанга аккуратностью. Любит денежки, сволочь!
— Крупными.
— А-а-а, — понимающе осклабился Кулак, — значит, тратить не собираешься… И правильно, пусть полежат…
Он отслюнил пачку двадцатипятирублевок и, держа руку на отлете, замешкался.
— Сверни трубочкой, — ровно сказал Колпаков.
— Трубочкой? — На бородатом лице отразилось непонимание.
— Да, и потуже.
— Счас сделаем, у меня и резинка есть, перехватим. Готово! Толстовато, но ничего, поместится…
— Тебе видней. Теперь засунь их себе…
Колпаков точно назвал, куда именно следует засунуть денежный рулончик, и тут же схватил дернувшегося было бородача мертвой хваткой за кончик носа, а другой рукой рубанул, будто отсекая зажатую часть. Хлынула кровь.
Варварский прием, но не опасный, ошеломляет противника, выводит из строя, не причиняя вреда здоровью. Существенного вреда — хрящ, как правило, ломается, но тут уж ничего не попишешь.
Кулак взревел, рванулся, чтобы выскочить на простор и уничтожить обидчика, пришлось вздернуть его большим пальцем за челюсти и опрокинуть обратно на сиденье.
— Тихо, приятель, не шуми. Приедет милиция, а ты тепленький, и деньги трубочкой… Хоть картину рисуй «Взяткодатель перед лицом закона». И кого покупать надумал?
Кулаков замычал, Геннадий ослабил нажим.
— Я честно, без халтуры, в одной секции зарабатываю — и хватает. Своим трудом, между прочим, и знаниями. А ты привык нахрапом. Все твои «контактники» в восторге: как же, здоровенного лба на бензоколонке вырубил! Большой подвиг! Лез без очереди да еще ударил неподготовленного человека в сердце. Есть за что уважать! А кого не запугать — попробуем купить. Мразь ты все-таки, Вова, вот что я тебе скажу. И врачом был никудышным, людей калечил, и спортсмен паршивый: нахватался вершков да сломал ногу Хомутову — вот и все заслуги. Набрался наглости — захотел сенсеем стать, и опять халтура: в три секции не успеть, завел помощников, сам только пенки снимаешь.
Кулаков пробубнил что-то сквозь окровавленный платок.
— Нельзя так, Вова, — с театральной назидательностью завершил Геннадий. — Начинай по-другому жить, правильно.
Он отпустил Кулакова, брезгливо отер испачканные пальцы и пошел к своей машине.
— На себя посмотри, — прогундосил сзади неузнаваемый голос. — Ты-то правильно живешь?! И людей калечишь, и пенки снимаешь, только делаешь это в перчаточках, вроде с приличием. А какое здесь приличие? Ты меня презираешь, асам точно такой же!
Бородач поперхнулся и клокочуще закашлялся.
«Отвезти его в травмпункт, что ли? — подумал Колпаков. — Ничего, оклемается и сам доедет, дорога знакомая».
— Даже хуже меня, потому что порядочным прикидываешься. Институт, диссертация… Ширма! С зарплаты ты машину купил и кооператив построил? То-то! А еще председатель, мораль читаешь…
Кулаков снова закашлялся. Почему-то его слова стали задевать Колпакова.
— И вокруг все такие же двоедушные. Все! Даже жена тебе рога с Гришкой наставляет!
— Что ты сказал?
Он прыгнул, но не успел: машина рванула с места, мелькнуло страшное, с растрепанной окровавленной бородой лицо, но невероятно: рот Кулакова раздирала торжествующая улыбка победителя.
Последняя фраза засела в душе как заноза. Геннадий механически провел практические занятия, машинально обсудил с Гончаровым какие-то текущие вопросы, кивая, выслушал приглушенную скороговорку Писаревского. Хотелось, чтобы побыстрее все закончилось — побыть одному, собраться с мыслями.
Но такой возможности не представилось: освободившись в институте. Колпаков должен был спешить на квартиру Клавдии. Все уже собрались: непотускневшие жемчужинки в бархатной коробочке. Колпаков усадил их на ковер в два ряда, только Лена и Элеонора не могли принять позу лотоса и просто подогнули ноги по-турецки, и начал привычную форму расслабления.
Женщины старательно отрешались от повседневности, свято веря, что это продлит молодость. Сквозь прищуренные веки Геннадий рассматривал спокойные, незамутненные житейскими заботами и раздумьями о своем месте в жизни лица. Им-то и не нужен еженедельный час психологической разгрузки: без всяких медитаций отброшены обычные женские проблемы, неприятные эмоции, переживания.