Принцип нечётности тапка
Шрифт:
– Повезёт с тобой, конечно.
Творог понуро опустил усы и пополз на кухню ведомый нереализованным пищевым позывом.
Забава, окончательно потеряв бдительность, слушала Шелега.
– И когда бoльшая часть суши покрылась песком, когда солнце спряталось за желтые тучи, на землю спустилась Песчаная ночь…– вещал, забывая дышать от переполняющих его эмоций, кот.
В комнату крадучись вошёл Заждан.
– А–а–а–а, застукал вас за кошачьим бредом! – заорал он.
Шелег замер, Малыш заплакал, а Забава стала виновато оправдываться.
–
– А какой? Кошка может нести только кошачий бред, и я не хочу, чтобы мой ребёнок, мой биологический сын, слушал эти истерические мяуканья.
– Италия, конечно же, проиграла, – язвительно промурчал Шелег, – надо знать, за кого болеть. Я бы болел за Уганду… Уганда богаче Италии, как в природном, так и в этническом отношении. К тому же, в древности территорию Уганды населяли пигмеи и койсанские племена.
– А какое отношение эти корсары имеют к футболу? – спросил Заждан.
– Во-первых, не корсары, а койсаны, а во-вторых, ровным счётом никакого, в Уганде нет футбольной команды. Детская смертность, до взрослого доживает не каждый появившийся на свет футболист-самородок. Малярия, брюшной тиф, тигры, наконец, естественный отбор, – Шелег демонстративно выгнув спину, удалился на кухню.
– Ты слышала? Он неадекватен. И этому умалишённому зверю-фантазёру ты доверяешь своего ребёнка, – вздохнул Заждан.
Мыш ходил по кругу и нижним премоляром нарезал с внутренней стороны сырной дырки тонкую полоску.
– Сырная нить такая длинная, что её можно протянуть из одного угла комнаты в другой, а кончик вывесить в окно, – размышлял он вслух.
– Кончик птицы склюют, – Творог задвигал усами демонстрируя озабоченность.
– Если бы это была не сырная нить, а хлебный мякиш, тогда бы вмиг склевали, а сыр они в клюв не возьмут, – Мыш почесал для убедительности левой задней лапкой за ухом.
– А почему тогда птица из книжки сыр во рту держала? – не сдавался Творог.
– Книжка про птицу с сыром наверняка была художественной, а, следовательно, не несла достоверной информации. В художественных книгах можно писать всё, что вздумается, – авторитетно заявил Мыш, – и страницы там не такие вкусные, как в энциклопедии. Энциклопедией бывает так зачитаешься, что с полки встать не можешь. А художественные – даже открывать не хочется, не то качество страниц. И обложка хоть и мягкая, но тяжело переваривается, – добавил он поморщившись.
– А зачем тогда печатают, если читать не вкусно?
– Те, кто пишут об этом не думают, они движимы потребностью поделиться с другими накепевшим. Вот Шелег, если бы карандаш в когтистых лапах держать научился, пришлось бы корпус к библиотеке пристраивать.
– Верно, кстати, рассказ этот про сыр и лисицу очень в его кошачьем стиле, – сказал Таракан. – Я сразу понял, что всё там – полная бессмыслица. Посуди сам: “…на ветку стаей взгромоздясь, собой в коня преобразясь, позавтракать совсем уж было собралась, но ощетинилась, а сыр во рту держала”.
– Кто держала? – спросил сбитый с толку Мыш, – ты, по-моему, неправильно процитировал. Так быть не может, и вообще, зачем ей сыр, коню этому?
– Он им, по-моему, лису подманивал, на лис охотился значит, – таракан пошевелил усами.
– Интересная история, а чем она закончилась? Конь съел лисицу?
– Не помню, да и не важно это, важно другое, – Творог заволновался, – у Заждана к подошве правого тапка приклеился кусок тревожного пирога. Я уже третий день хочу им позавтракать, но боюсь, что задавит, не дав насладится.
– Во-первых, не тревожного, а творожного – учись правильно употреблять слова! А во-вторых, хозяин тапка в него с дивана редко встаёт.
– Он и тревожный тоже. Он знаешь, как меня тревожит, я только о нём и думаю. А то, что тапки редко одевает, я и сам знаю. Но если по закону подлости это как раз сегодня и случится, что тогда?
– Сам знаешь, что – будешь подклеен к подошве рядом с несъеденным пирогом.
– Злой ты, – проскрипел хитином Творог, – нет, чтобы помочь другу перевернуть тапок пирогом вверх.
– Ладно, так и быть, пойдём переворачивать, а то резьба по сыру мне порядком надоела, – сжалился он над тараканом.
– А может, дашь кусочек ниточки сырненькой всё-таки? – Творог с надеждой посмотрел на Мыша.
Но тот жадничал:
– Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.
Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Забава опять с упоением слушала рассказ вернувшегося из кухни Шелега.
– Интересно, о чём он им рассказывает? – спросил Творог.
– Давай подслушаем, – предложил Мыш, и они заползли под люльку.
– Семейная жизнь, – вещал Шелег, – это изнуряющий процесс взаимодействия особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении выражений "супружеский долг" или "стерпится-слюбится", а, Малыш? Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.
– Поражает, поражает, как гарпун, – повторяла Забава и гладила спину Шелега.
Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.
– Я про рыб не люблю. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал – тогда – да, а про китов мне не интересно.
– Киты – вовсе не рыбы, – сказал Творог.
– А кто они, птицы что ли? – ухмыльнулся Мыш. – Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное – рыба. Тебе понятно?
Творог как-то по радио слышал, как учёный два раза повторил, что киты – это самые крупные млекопитающие на Земле. Поэтому таракан не мог принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить и уклончиво сказал: "Понятно. Киты – это самые большие не насекомые, живущие на Земле".
Ладно, пошли быстрей, – поторопил Таракана Мыш. – Надо успеть – летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда он сползает в тапки.