Принцип неверности
Шрифт:
— Сбрендила?! Ты знаешь, сколько времени?
— Второй час ночи, и что?
— А то, что полицаи — тоже люди. И по ночам они тоже любят спать, — веско ответил Котехов. — Вот если бы знать, кому Погорельцов наркотик сбыл, тогда — другой разговор. Тогда можно было бы оперов побеспокоить.
— Так я тебе и предлагаю съездить по тому адресу.
— Мы с тобой никогда ни о чем не сможем договориться, — выбросив окурок, с раздражением ответил Котехов.
— Слушай, их можно просто запереть в номере, отобрать телефоны
— Не совсем удачная идея, — задумчиво проговорил Олег. — Но что-то разумное в ней есть.
— Чем это тебе не подходит моя идея?! Тут двенадцатый этаж, они, что же, по-твоему, самоубийцы, чтобы из окна прыгать?
— Слушай-ка, а мы ведь так и не выяснили, куда охранники подевались? Сколько их было?
— Четверо…
Не сговариваясь, мы вернулись в номер.
— Где твои «бегемотики»? — спросила я у Галушко.
— Они уже давно трясутся в поезде, — усмехнулся тот в ответ. — Кстати, очень уж им хотелось тебя повидать перед отъездом. Просто мечтали об этом! Особенно двое этого жаждали. Надеюсь, догадываешься, для чего! Погорельцов им не разрешил. Сказал, что и так они засветились тут выше крыши. Да и сам Погорельцов, я больше чем уверен, едет в том же поезде. Слушайте, господа хорошие, развяжите наконец-то мне руки, совсем уже затекли!
— Потерпишь, — пробурчала я сердито. — Ты себя не слишком-то вежливо вел, когда я пришла.
— Евгения Максимовна, — проговорил Галушко покорно, — я прошу у вас за это прощения. Вы же умная женщина, подумайте, какой для меня смысл оказывать вам сопротивление? Вас здесь трое, из них двое — крепкие мужчины. Да и вы, судя по всему, неплохо знакомы с правилами рукопашного боя.
— В самом деле, Жень, развяжи ты их, — вступил в разговор Котехов. Тоже мне, «толстовец» выискался! Но, с другой стороны, резон в его словах имелся, поэтому я скрепя сердце распустила узлы.
— И что вы теперь с нами намерены делать? — спросил Галушко, растирая затекшие руки. — Передать всех нас в руки правосудия — не получится. Максимум через три дня нас выпустят с извинениями. Это, надеюсь, вы понимаете? Я ведь ничего подтверждать не собираюсь. Где сейчас Погорельцов — мне неизвестно. Да даже если его найдут, он тоже пойдет в отказ.
— Расстреляю всех троих, без суда и следствия, — недовольно огрызнулась я.
Стало мне просто до слез обидно. Трое, а точнее, четверо негодяев пойманы с поличным, но доказать ничего невозможно!
— Ну? — опять влез в разговор Котехов. — Что я тебе говорил? Как сие ни прискорбно, но придется их отпустить. Кстати, Галушко, а эти четверо охранников, они, вообще-то, кто?
— А, так, одноразовый материал, — небрежно махнул рукой тот. — Их Вовик нанимал, специально для поездок, в каком-то агентстве.
— Что, не могли нанять постоянных телохранителей? — спросила я.
— Да говорю же я вам, Вовчика в последние годы
— Что делать-то будем? — опять спросил Котехов, и по его тону я поняла, что решение он уже принял.
— Делайте что хотите, — заявила я и пошла к выходу, но у двери обернулась и спросила: — Котехов, Арчиров точно заплатит? Имей в виду, если он попытается меня кинуть, я с тебя эти деньги сдеру, ты меня знаешь.
Когда я уже сидела в машине и размышляла о нашем дурацком законодательстве, которое никогда не было совершенным, в стекло задней дверцы кто-то осторожно поскребся. Нехотя обернувшись, я увидела Котехова.
— Чего надо? — спросила я, приоткрыв стекло со своей стороны.
— Ты хотела съездить на квартиру, которую снял Погорельцов, не передумала еще? — Олег, как обычно, улыбался, но глаза его были серьезными.
А ведь и правда, за всеми этими заморочками я совершенно забыла, что собиралась нанести визит главному фигуранту.
— Садись, — коротко бросила я Олегу. Дважды мне повторять не пришлось. Через секунду он уже удобно устроился рядом со мной. — Куда ехать? И кстати, куда твой Стас делся?
— Я его на такси отправил. Зачем зря мучить человека, если репортаж все равно не получится? А ехать нам придется за вокзал. Улица Сортировочная, дом сорок три, квартира шесть. Думаю, Погорельцов не собирался кидать Галушко. Они действительно собирались встретиться на вокзале, потом отсидеться в этой квартире. А когда все утихнет, спокойно уехать. Галушко вспомнил одну интересную подробность. Погорельцов сильно нервничал перед этой поездкой и постоянно твердил о хорошем куше, после которого надо уходить на дно.
— И что здесь интересного? — рассеянно спросила я, только для того, чтобы поддержать разговор.
— У меня имеется подозрение, что Погорельцов решил кинуть оптовика, — заявил Котехов и торжествующе посмотрел на меня.
При этом заявлении у меня мелькнула какая-то смутная догадка, но именно мелькнула — и тут же пропала.
— Ерунда это все, — сказала я. — Погорельцов, безусловно, профессиональный кидала, но с головой он все-таки дружит. Думаешь, он не знает, чем может закончиться для него подобная афера? Для этого надо быть абсолютно безбашенным.
— Женька, вспомни, что говорил про Погорельцова Галушко. Что он просто не способен жить без того, чтобы не кинуть кого-нибудь. И потом, в последние годы он сделался очень жадным. А при таком сочетании отрицательных качеств от человека можно ожидать чего угодно.
— Знаешь, Котехов, иногда у тебя возникают совершенно дикие идеи, — серьезно ответила я ему. — Ты что? Не знаешь, что в наркобизнесе за подобные кидаловы отрезают уши, язык и нос, причем вместе с головой?
— Хорошо, выдвигай свою версию, — предложил он, откидываясь на сиденье.