Принцип удовольствия
Шрифт:
Самое главное, что ее возбуждал уже сам факт внедрения члена Джека в ее лоно, а не его размеры или проворство, с которым он проникал в нее. Пенис подчинил себе не только ее тело, но и мозг. Оргазм начался, как только Джек прижал ее к стене. Надя знала, что дрожь в лоне передается Джеку. Все их нервы сплелись в один клубок. С каждым новым его ударом по ее промежности Надя взмывала все выше и выше к облакам. Стенки мокрого лона судорожно стискивали фаллос, словно бы опасаясь сорваться с этого якоря и улететь в безвоздушное пространство. Наконец головка члена проникла в потаенную пещеру в ее
– О, Джек! О, Джек! – Ее ногти впились ему в спину, затылок бился о пол, жилы на шее вздулись, по спине пробежала сладкая дрожь.
Он совершил еще несколько телодвижений – и электрический ток пробежал от шейки матки по всему телу Нади. Она пронзительно взвизгнула и содрогнулась.
Джек вновь подался корпусом вперед, желая усилить ее ощущения. Перед глазами Нади вспыхнули оранжевые круги. Она зажмурилась и завыла в экстазе, вертя задом. Джек ускорил атаку на ее вместилище удовольствия, и новые искорки блаженства побежали по ее телу. Ей показалось, что пенис разорвет ее пополам, и она закричала:
– Нет! Нет! Нет!
Весь ее внутренний мир сузился до крохотной щели, сквозь которую протискивался в нее член Джека. Надя отчетливо чувствовала его контуры. Наконец пенис за-трясся, и она поняла, что приближается эякуляция. Никогда еще Надя так не жаждала выброса спермы в свое тело.
Перед ее мысленным взором возник огромный мокрый и скользкий пенис, с раскрытым, словно рот, отверстием на конце лиловой головки. Он заполнил собой все ее лоно и, вздрогнув, изверг горячую лаву на сжимающие его шелковистые стенки. Надя затруднялась сказать, кончила ли она в этот миг во второй раз или же ее оргазм обрел новое качество и затянулся на целую вечность. Но лоно превратилось в сплошную эрогенную зону, а тело бесконтрольно затряслось. Надя застонала, как раненая львица, и замотала головой, то ли от отчаяния, то ли от восторга. Неугомонный Джек Гамильтон вопреки ее воле вновь овладел ею, причем на полу в ее собственном доме и самым вульгарным образом. Эмоции, охватившие в этот миг Надю, было невозможно выразить словами.
Внезапно ее стоны заглушил какой-то пронзительный, надрывный вой, от которого могли лопнуть барабанные перепонки. Кровь вскипела в жилах Нади. Она ошалело вытаращила глаза, уперлась в пол руками и, соскользнув с пениса Джека, вскочила и побежала отключать сирену охранной системы дома. Джек уставился на свой побагровевший член и затрясся от хохота. Густая молочная жидкость капала с его головки на пол, образуя лужу.
В воздухе зависла напряженная тишина. Скованны были и обе женщины, хотя и старались скрыть это друг от друга. Наконец Анджела промолвила:
– Пахнет аппетитно! У меня уже текут слюнки!
В створчатое окно барабанил дождь. После двухнедельной жары и духоты погода резко переменилась: подул холодный ветер, небо затянулось тучами. Но на кухне у Нади было тепло и уютно. В большой салатнице из голубого китайского фарфора красовался свежий зеленый салат, во вместительной деревянной сырнице под прозрачной крышкой из толстого стекла потели французские сыры. Бутылка отменного красного французского вина уже была откупорена, как, впрочем, и бутылка с минеральной водой, а два хрустальных
Надя внесла миску с макаронами, приправленными укропом, фасолью, луком и сметаной, разложила содержимое по тарелкам и пододвинула подруге баночку с тертым зеленым сыром.
– Обожаю итальянскую кухню! – сказала Анджела. – Ну, рассказывай, что ты ела в Риме!
– Я не полетела туда, – ответила Надя, разливая вино по бокалам. – Я отказалась от приглашения Эндрю.
– Вот это чудеса! – Анджела покачала головой.
Они не виделись с того самого памятного вечера признаний, когда упились джином с тоником и почти договорились заняться лесбийской любовью. Анджела успела побывать на семинаре по международному рынку фьючерсных сделок. Вернулась она полная впечатлений и надеялась услышать в обмен на них от Нади историю ее романтического путешествия.
– А почему? – спросила она.
– Догадайся сама!
– Опять из-за Гамильтона?
– Попала в яблочко!
– И что же он натворил на этот раз?
– Ты не поверишь! Дыши глубже! Он заявил, что готов ради меня развестись с Яной!
– Да что ты!
– Он сказал, что сыт этим браком по горло и что наше знакомство стало последней каплей, переполнившей чашу его долготерпения.
– Бедняжка! – Анджела прыснула со смеху. – Как он настрадался. И когда же он все это тебе сказал?
– В четверг вечером. Он поджидал меня за углом моего дома и без разрешения вломился ко мне в прихожую. Закончилось это тем, что мы с ним провели вместе выходные.
– Черт подери, Надя, похоже, он в тебя втрескался!
– Во всяком случае, он так говорит.
– Ну, а что ты сама об этом думаешь? Ты влюблена в него?
Надя ответила не сразу. Сначала она подцепила вилкой кусок сыра, пожевала его, проглотила, запив вином. Потом облизнула губы и только тогда промолвила:
– Я еще сама не знаю! Все так сложно! Как я выяснила позже, он примчался ко мне, потому что жена укатила в командировку в Польшу. Я не хочу остаться в дураках! Нет, пусть он вначале разведется, а потом посмотрим… Зачем раньше времени ломать себе голову?
– А что же теперь будет у тебя с Андерсоном? Ты его окончательно отвергла?
– Он очень славный человек. С ним приятно общаться.
– Звучит не убедительно, это не комплимент для мужчины.
– Если бы не Гамильтон, я могла бы им увлечься!
– И что же тебе мешает?
– В нем чего-то недостает. Не знаю, чего именно.
– Он слабоват в постели? – прищурившись, спросила Анджела.
– И да, и нет. Это трудно выразить словами. У меня возникло подозрение, что он человек со странностями.
– Правда? Любопытно! И как ты ему объяснила свое нежелание лететь в Рим?
– Я навешала ему на уши лапшу. Сказала, что поеду на семинар по фьючерсным сделкам.
– Узнаю свою лучшую подругу! – Анджела расхохоталась.
– Рано или поздно мне придется сказать ему горькую правду.
– Макароны очень вкусные, – заметила Анджела, отведав стряпню подруги. – И что же ты ему скажешь?
– Что я встретила другого.
– Ты думаешь, у него имеются серьезные намерения относительно тебя? Я имею в виду Гамильтона, а не Андерсона.