Принцип вины
Шрифт:
Другой бы на его месте считал, что карьера удалась, жизнь устроена, и можно почивать на лаврах. Однако где-то в глубине души Илья Сергеевич Мухин немного скучал по старым временам. Ему не хватало команды единомышленников, непредсказуемости ситуаций, необходимости быстро решать задачи, всех этих напряженных моментов, которые возникают в жизни оперативника. Да, банк, престиж, собственный «мерс», но друзей он здесь так и не завел, а со старыми виделся все реже и реже...
Здесь царила совсем иная атмосфера: корпоративность только декларировалась, а в земной реальности даже приятельские отношения не очень приветствовались. Целая команда стукачей неусыпно следила за микроклиматом в коллективе, добавляя к.устным отчетам информацию, ускользнувшую от «прослушки».
На прежней работе Илья пользовался услугами информаторов, но там это делалось в интересах следствия, здесь же этим дышали, строили на этом карьеры, продвигаясь по чужим головам, как по лестнице. Новое поколение «молодых да ранних» уже не чтило никаких кодексов, в том числе правил элементарной порядочности.
Мухин вписался в эту систему, но в душе остался нормальным человеком, для которого корпоративность являлась не фальшивым слоганом, а синонимом взаимовыручки и единой команды. Во всяком случае, подчиненный ему сегмент работал без сбоев — во многом благодаря тому, что от стукачей Мухин старался избавляться любым способом.
Прошла неделя, а тот парень, Костя Григорьев, все не шел из его головы. В общем-то, обычное совпадение, поганое, конечно, но что поделаешь?.. Он, Мухин, не виноват, что десять лет назад занимался делом его отца. И все же неприятный осадок, оставшийся после той встречи, сильно смахивал на чувство вины, и самое поганое — он никак не мог понять, откуда оно взялось...
В тот день, сидя в своем кабинете, Мухин недоумевал, зачем он понадобился ребятам из убойного отдела. Позвонили утром, договорились о встрече, но причину не объяснили.
Рогов терпеть не мог такие щекотливые ситуации, поэтому на встречу с Мухиным отправились его коллеги.
Хозяин кабинета встретил гостей радушно, предложил кофе, но гости отказались. Начал дипломатичный Плахов:
— Десять лет назад ты занимался таким Григорьевым. Помнишь? Историю рассказывать не буду, сам знаешь. Взяли мы тут одного контролера-электрика, по совместительству «мокрушника»-любителя, начали крутить на серию и наткнулись на одну вещицу, от которой он хотел избавиться. Подарил бывшей сожительнице. Вещичку он прихватил из квартиры на Грибоедова—той самой... Клиент наш в «сознанку» пошел — похоже, это его рук дело.
Мухин растерянно взглянул на оперов. В первый момент информация показалась ему абсурдной. Уверенный в своей правоте, он спокойно заявил:
— Да вы чего, мужики!.. Ерунда это!.. Я тот случай отлично помню. Григорьев с тещей на ножах был. За полгода до убийства нос ей сломал. Она в суд подала, ему срок светил. Вот он от проблем и избавился. Сто вторую возбудили, пункт «е». Убийство с целью сокрытия другого преступления.
— А вещи как же?..— подключился Любимов.
— А что вещи? Он же не дурак, под разбой обставился...— объяснил Мухин.
— «Раскололся»?..— Игорь задал тот самый больной вопрос.
Мухин помедлил с ответом. Он опустил голову, взял в руки ручку, повертел в руках, словно видел ее впервые:
— Нет... Так в «отказе» и стоял... Но я голову даю на отсечение, его рук дело!.. Что-то ваш электрик путает...
— Он все детали помнит. И икону у него изъяли.
Мухин снова взял тайм-аут, пытаясь побороть замешательство. Разговор поставил его в тупик. Гости заметили, что хозяин кабинета уже не так уверен в своей правоте.
— Ну... Это еще проверять надо... А потом, был один нюанс... — Он понизил голос— Григорьев с моим человеком в камере сидел. Ну, вы понимаете...
— Понимаем,— кивнул Любимов.
— И признался ему, что тещу хлопнул... Как мы и думали. Она не хотела заяву из суда забирать, он ее и приложил. А потом разбой инсценировал.
Плахов почти с жалостью посмотрел на человека, который вверился показаниям «наседки».
— Ты человечку-то своему веришь?..
Хозяин кабинета вспомнил своего информатора. Пропащий человек, но дело свое знал хорошо.
— А чего ему врать было?.. Не, мужики, сами посудите: если б там какие сомнения были, разве б до суда дошло?.. Сколько Григорьеву дали, не в курсе?..
— В курсе... Вышку,— жестко ответил Любимов.
Лицо Мухина изменилось. Судя по всему, информация задела за живое.
— Круто... Хотя по тому времени — вполне. Особенно если не признался.
— Во-во... Мы пока информацию придержим, а ты прикинь на досуге. Все ли чисто было.
— Только не долго... — Плахов поднялся со стула.
Когда за гостями закрылась дверь, Мухин дал волю эмоциям. Обхватив голову руками, он облокотился локтями о полированный стол. «Получается, я отправил на тот свет невиновного человека?..» Эта мысль как-то не вмещалась в сознание, не соотносилась с привычным образом самого себя. Он отчаянно цеплялся за детали расследования, говорившие в его пользу, но уже понимал: оправдаться перед операми — это одно, а жить с этим грузом — совсем другое.
В том деле имелись нестыковки, и он о них прекрасно знал. Но был уверен в своей правоте. Получалось, что солгал Марченко — ничтожество, которое он в глубине души презирал... Но зачем, какой в этом был смысл?!
Этот вопрос он собирался задать ему лично.
Трудно объяснить иностранцу слово «ханыга», но достаточно показать такого человека, и любому сразу станет ясно, о чем или, вернее, о ком идет речь. Здесь важен визуальный ряд, наглядный образ, и Боря Марченко являл его в полной мере. Морщинистое, рано состарившееся лицо, мешки под глазами, особый страдальчески беспокойный взгляд, свойственный хроническим алкоголикам,— весь этот классический набор он носил как визитную карточку ханыги.