Принцип высшего ведовства
Шрифт:
Эрик ударил по тормозам столь внезапно, что я чуть не клюнула носом приборную панель.
– Что такое?
Джип стоял на обочине, мимо пронеслась красная легковушка.
– Ничего, – он мягко взял мое лицо в ладони, заглянул в глаза, – послушай, Лера, внимательно послушай. Ты всегда вела себя очень мужественно. Даже там. Мне никогда бы не удалось повторить то, что сделала ты. Так не позволяй призракам прошлого овладеть твоим настоящим! Да, знаю, это нелегко. Но если хочешь, думай о мести – ведь когда-нибудь это станет возможным.
Я слушала мягкую, шелестящую речь – в которой нет-нет, да проскальзывал непонятный акцент. Руки, пальцы, касающиеся моего лица, были теплыми и жесткими; я невольно прижалась щекой к ладони Эрика – внезапно захотелось закрыть глаза, ни о чем не думать… просто… быть рядом с ним…
– А тебе стало легче? – он вздрогнул и убрал руки. Положил их на руль и уставился на логотип Фольксвагена.
– Наверное. Я ведь знаю, что когда-нибудь мы поквитаемся за все, что произошло. А ты мне поможешь…
«Будешь приманкой, Лера», – закончила я про себя.
Все. Волшебство нескольких мгновений исчезло – остался сухой, нервный профиль инквизитора. Побеждай жертвуя, так, кажется, это звучит?..
– Поехали, – устало сказал Эрик, – сейчас мне не хочется будить воспоминания.
Замелькали одноэтажные дома, заборы, пышные розарии, беседки, оплетенные виноградом. Мы въезжали в город, о чем известили пыльные перекрестки, светофоры, грохочущие грузовики и сотни разноцветных легковушек – словно пестрые бусы протянулись по дороге.
– Эрик, – спросила я, – почему ты поселился именно здесь? В такой-то глуши?
– Мне было удобно сюда переехать, Лера. Здесь никто меня не знал. Здесь царил… столь любимый тобой бардак, когда вроде бы все друг друга знают, а на самом деле никто не знает никого. И потом, я не люблю больших городов. Когда я родился, жизнь была тише, как-то спокойнее… Хотя и смерть всегда была рядом. Войны, чумовое поветрие, проказа. Любой пьяный сеньор мог тебя разрубить пополам – и никто ему и слова бы не сказал…
– Ты когда-нибудь расскажешь о себе?
Он покосился на меня. Лоб пересекла глубокая складка, губы сжались в тонкую нитку.
– Не думаю. Ведь тайна, которую знают хотя бы двое, может очень быстро стать достоянием любопытствующей толпы… О, вот мы и на месте!
Действительно, я как-то не заметила. «Туарег», мягко урча, вползал во двор пятиэтажки, где проживали мои родители и младшая сестра Танюха.
…– Я, пожалуй, пойду, – Эрик напряженно уставился на вполне безобидную дверь, обитую узкими деревянными планками, – не хочу вам мешать.
Я протестующе замотала головой.
– Ты не будешь мешать. И потом, кто лучше тебя сможет объяснить моим родителям, что, собственно, со мной происходит?
– Ну, ты… сама расскажешь что-нибудь, – он нерешительно переступил с ноги на ногу, а мне вдруг показалось, что Эрик попросту боится.
Боится оказаться в незнакомой для себя обстановке. Страшится того, что называют семьей… Неужели у него никогда ее не было?
– Ты будешь моим менеджером, – ляпнула я первое, что пришло на ум, и эта глупость заставила инквизитора улыбнуться. Несмело, застенчиво… Господи, я еще никогда не видела его таким – ну все равно, что мальчишка. Или – незадачливый жених, которого насильно ведут делать предложение руки и сердца.
– У секретных агентов не бывает менеджеров, – проворчал он. Чуть более смело.
А затем кивнул на дверь:
– Тогда звони. Я побуду немного, потом съезжу по делам – а ты, пожалуйста, никуда без меня. Договорились?
– Конечно.
Я вдавила коричневую шишечку звонка. За дверью раздалось звонкое «ку-ку», послышались быстрые шаги. И вот – распахивается дверь, на пороге – Танька. Первым делом она верещит – «Вареник, ты?» – и бросается мне на шею. Еще через мгновение, внезапно от меня отлипнув, она окидывает Эрика нахальным взглядом студентки-второкурсницы и выдыхает:
– Вау!
– Танька! – шикаю я и ущиппываю ее за костлявый бок, – прекрати немедленно, это мой начальник. Мамуль дома?
– А-а-а, – Танюха продолжает рассматривать Эрика словно экспонат с выставки «мужской гламур», – дома, дома. И мамуль, и папуль… Проходите, что ли…
Эрик исторг вздох мученика и осторожно переступил порожек. Я, все еще пытаясь вырваться из объятий любящей сестры, последовала за ним.
…Откровенно говоря, я боялась. Чего? И сама не знаю толком. Наверное, легкого презрения в черных глазах Эрика, который привык жить не в домах, а все равно что в ларцах с сокровищами. А может быть того, что драгоценные мои мамуль и папуль набросятся на него с неприличными вопросами вроде – «ах, Эрик, а вы знаете, как Лерочка отменно готовит? Это нынче так редко встретишь, современные девушки совсем отбились от рук!». Или, например – «А скажите, Эрик, вы женаты?». А еще – и это уж точно! – мне совсем не хотелось, чтобы Эрику строила глазки Танька, которая в отличие от меня уродилась эффектной брюнеткой с ногами от ушей.
Но по крайней мере в начале семейных посиделок не произошло ничего страшного.
Потревоженные Танькиными воплями, в залитую светом прихожую выкатились почтенные родители. Мама в пушистом розовом халате и с бигудями на крашенной шевелюре, папа – в растянутых «трениках» и футболке. Едва завидев меня, мамуль тут же схватилась за сердце и была уведена на кухню Танькой (в скором времени оттуда потянуло запахом корвалола), а папа, как и подобает главе семьи, бросился пожимать руку Эрику и приглашать нас в зал – мол, вы проходите, а я похлопочу с чаем.
Затем папа все-таки убежал звенеть чашками на кухне, а мы – на несколько минут – остались одни.
Взгляд Эрика блуждал по комнате: сервант еще советских времен, маленький цветной телевизор, два кресла, столик и диван. В распахнутую форточку врывался шаловливый весенний ветер и раздувал парусом гардины, а заодно нес чуть заметный запах дыма – где-то неподалеку палили костер.
– Что? – не выдержала я.
Эрик вздрогнул, словно очнулся ото сна, непонимающе взглянул на меня.
– Что – что?