Принципы гражданского процесса Франции: между прошлым и будущим

@ Электронная версия книги подготовлена ИД «Городец»

По имеющимся данным, человек за всю жизнь не может прочитать больше двух процентов книжных произведений, созданных в этом мире. Каждому из нас рано или поздно приходит мысль, какими должны быть произведения, на которые мы тратим личное время и жизненную энергию, отдаем им часть себя. Общение с книгой должно приносить и удовольствие, и пользу, а в идеале – еще и полноценный диалог с автором.

Мы стоим перед выбором: что читать. Так создается личная библиотека. На первых порах она складывается стихийно: человек учится чтению, привыкает к книге, а действующие образовательные программы, начиная с дошкольных учреждений и заканчивая высшими учебными заведениями, предлагают базовый набор произведений, с которыми следует познакомиться, осмыслить и понять. При вхождении в самостоятельную взрослую жизнь мы имеем уже багаж прочитанного – у нас есть начальная

библиотека, но вряд ли кто-то этим объемом и ограничивается. Порой мы решаем задачу – стоит ли очередное произведение и его автор нашего внимания. Чем больше вариантов, тем сложнее выбор. Чем мы старше – тем жестче критерии отбора. И каждому последующему поколению приходится труднее предыдущего. Но никто еще не отказался от ее решения и может предложить на обсуждение свое как единственно верное.

Библиотека, созданная человеком, – уникальна, как уникален индивид и каждое произведение, ее составляющее. Вряд ли в мире найдутся две одинаковые библиотеки. Стремления, тревоги человека тот час же отражаются на выборе книг, которые требуются для чтения. Произведение литературы – это не только выражение психики его автора, но и выражение психики тех, кому оно нравится. Эта давняя мысль Эмиля Геннекена, подхваченная и развитая Николаем Рубакиным и его последователями [1] , кажется, годится не только для художественных произведений, но, вообще, для всех, включая научные труды (несмотря на их особенный язык и среду возникновения). Таким образом, собираемые и читаемые произведения становятся не только источником, но и отражением мировоззрения создателя коллекции, они способны показать неповторимость его опыта, знаний, ценностей. Собрание книг приобретает частичку личности, которая при определенных условиях способна пережить создателя.

Наверно не ошибемся, если сочтем, что срок жизни личной библиотеки равен в целом сроку жизни ее создателя. Период активного чтения у человека длится 50–60 лет, а в последние годы жизни он устает и практически не находит сил на чтение имеющихся книг, не говоря уже о поиске новых. В связи с этим обычно библиотека жива, пока жив ее владелец, в отличие от авторских произведений и научных открытий, способных пережить создателей на десятки и сотни лет.

Каждой личности хотелось бы передать «интеллектуальный тип», образ мира, читательскую среду последователям моложе и сильнее, чтобы продолжить начатое дело освоения и постижения этого мира. Автор продолжает жить в произведениях, ученый – в открытиях, а читатель – в своих книгах.

Миру Михаила Константиновича Треушникова были знакомы все три ипостаси, ему посчастливилось выступить в роли автора, ученого и читателя.

Михаил Константинович передал часть домашней научной библиотеки кафедре гражданского процесса МГУ имени М.В. Ломоносова. Но это ее статическая часть, собранная им лично.

Открываемая книжная серия «Библиотека М.К. Треушникова» – попытка издателя, родных, учеников, коллег и друзей Михаила Константиновича сберечь и посильно продолжить создание личной библиотеки, вселить в нее жизнь, продолжить то мировосприятие, которое было присуще Михаилу Константиновичу как человеку своей эпохи.

Антон Михайлович Треушников

Издательский Дом «Городец»

Кафедра гражданского процесса Юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Эта книга посвящается памяти моего учителя – Риммы Федоровны Каллистратовой (1929–2016). Научную жизнь профессор Каллистратова посвятила гражданскому и арбитражному процессуальному праву. Она была одним из лучших специалистов в этой сфере. Римма Федоровна хорошо знала французский язык, некоторое время жила в Париже и любила Францию. Помню, как жадно читал книги, подписанные ей французскими учеными, стоявшие на полке книжного шкафа в научном отделе гражданского процесса Российского государственного университета правосудия, который она возглавляла в последние годы жизни, и где мне выпала

честь работать когда-то.

К сожалению, я познакомился с Риммой Федоровной слишком поздно. Всего десять лет, даже меньше, мне было даровано судьбой общение с этой удивительной женщиной. Ее творческая активность в этот период была уже совсем невысокой, возраст медленно брал свое, поэтому научные теории постигал в большей степени самостоятельно. Однако она научила меня гораздо более ценным вещам, чем гражданский и арбитражный процесс. Благодаря профессору Р.Ф. Каллистратовой я усвоил совсем непростые истины: что такое наука и что значит быть ученым в России.

Может быть, это покажется кому-то банальным (по-моему, это вовсе не так), занятие наукой в нашей стране – настоящий духовный подвиг. Это самопожертвование и самоотречение. Что значит быть ученым? Это значит испытывать страдание и в то же самое время сострадание.

Несмотря на все заслуги (а их было немало), Римма Федоровна заканчивала жизнь в одиночестве (если не считать Малыша, ее пса), в маленькой однокомнатной квартире. Материальное как таковое для профессора равнялось практически нулю. Если только это не предмет искусства или хотя бы искусно выделанная вещица. При этом к нам, молодым, она обращалась «Деточки» и была готова поделиться едва ли не последним куском хлеба. Римма Федоровна любила повторять: «Деточка, все время расти над собой!» Эти слова профессора для меня – завет на всю оставшуюся жизнь.

Очень хочется, чтобы память об ученых сохранялась. Чтобы молодые процессуалисты не создавали себе прозападных и псевдолиберальных кумиров, не поклонялись золотым тельцам, а знали и ценили настоящую науку и истинных ученых.

После смерти Учителя мне сами собой пришли строки, которыми я хочу закончить это посвящение:

О, если бы мы только знали, Обласканные временем, Как одинок Путь Мыслящего. Наши сердца просто не могут Вместить Этого Сострадания. О, если бы мы только знали, Обманутые временем, Как тверда Воля Отдающего. Во всей Вселенной Нет Благороднее Героя.

А.В. Аргунов

Научная разработка гражданского процессуального права во Франции началась довольно поздно (в сравнении с Россией), только в ХХ в. Как писал в 1927 г. Анри Визиоз, ознакомивший французских юристов с теорией процессуального правоотношения, последние совершенно не знают немецких и итальянских процессуальных доктрин (теории иска, теории правосудия и теории процессуальных отношений). Не разработана теория процессуальных предпосылок, нет понимания природы и элементов процессуального отношения [2] .

Конечно, и в XIX в., и ранее писались учебники по гражданскому процессу, комментарии к законам, разрабатывались некоторые отдельные институты процесса в рамках диссертаций по гражданскому праву. Несмотря на это, по большей части эти труды были ориентированы на практику. Авторы исходили из того, что гражданский процесс – это более практическое искусство ведения или рассмотрения дела, чем отдельная научная дисциплина.

Одним из первых французских юристов, который отказался идти этим путем и пытался поставить изучение гражданского процесса на рельсы самостоятельной теоретической рефлексии, был профессор Сорбонны Эрнест Дезире Глассон (1839–1907). Он же одним из первых французских авторов попытался вывести общие начала гражданского процесса и отдельных его институтов [3] . И все-таки, по мнению А. Визиоза, учебник Глассона был проникнут духом позитивизма и экзегезы [4] .