Приносящая надежду
Шрифт:
– Пей. – Это уже Маркус. – Милит говорит, что тебе нужно много пить.
– А смысл?
– Ничего, пей. Воды тут целое озеро и целый ручей.
– Вы этого… взяли?
– А то, – мрачно отозвался Милит. – Живехонек и даже почти цел.
– Кто?
– Эльф. По виду – тот, что наложил заклятие на Кайла.
– Ты с ним справился? Растешь…
– Помолчал бы ты, а?
– Что-то изменится, если я буду молчать?
– Тебя хватит надольше, – проворчал Милит.
– Мы придумаем что-нибудь.
– Да? Интересно, что ты можешь придумать?
Никогда не думал, что можно чувствовать такую боль и жить. Впрочем, это ненадолго. Сутки? Нет, на сутки меня не хватит. Искра гаснет. Странно чувствовать, как это происходит. А Милит все-таки молодчина. Поймать мага такого уровня, который способен легко справиться с Кайлом, – это здорово. Особенно для вояки. Сколько же дала ему Аиллена за эти полгода? Почему отец хотя бы не попытался научить его или меня открывать проход? Нет, почему меня – ясно, такое знание нельзя давать некроманту. Но почему не Милита? Вот уж чистая душа… Так и не простил. Да, не простил. Сделал вид – для Аиллены. Ей так по-детски хочется, чтобы все друг друга любили и были счастливы. Маркус в панике. Хорошо, что он не маг, маг в таком состоянии опасен для окружающих. Как ему доказать, что она придет в себя, рано или поздно? Как доказать ему, если я сам в этом уверен не очень? Теперь он будет винить себя, значит, проку от него никакого. А если б и не винил, какой прок от человека?
О древние боги, зачем вы создали такую боль… или это всего лишь расплата за то, что делал я с людьми?
Вместе с болью притупилось и восприятие. Лена едва видела Маркуса и Милита, если их не загораживала несчастная морда Гару. Пес лежал рядом с ней и грустно смотрел, нехотя помаргивая. Застонал шут. Ох, как же больно ему…
– Лена? Где Лена? Что с ней?
– Это тебя надо спрашивать, – буркнул Милит, насильно вливая в шута воду из чайника. – Ты чувствуешь ее. Вот и скажи нам, как она.
Шут замолчал. Он не звал ее, наверное, не имел на это сил, просто прислушивался к той части себя, где была она.
– Ей плохо, – наконец выдавил он. – Что с ней?
– Я слишком сильно ее толкнул. Она ударилась головой, – подавленно ответил Маркус. – Ты как, Рош?
– Больно. Очень. Горит…
– Горит, – согласился Милит. – Иссушающий огонь. Если бы она не поглотила большую часть заклинания, тебя бы уже не было. А так… Лицо сильно обожжено, а плечо еще сильнее. Но жить ты точно будешь. И не переживай за лицо, иссушающий огонь не оставляет шрамов. Так что она тебя не бросит. А жаль.
– Что Гарвин?
Милит наклонился, посмотрел.
– Гарвин плохо. Пока без сознания. Но ненадолго.
– Он выживет?
– Нет.
– И ты так спокоен, – тихо сказал Маркус. – Никогда я не пойму эльфов.
– Не поймешь. Он жил долго, теперь пришло время умереть. Что тут особенного?
– Он твой друг. Он любит тебя.
– И я люблю его. Я могу отдать ему свою жизнь. Но она мне не принадлежит
– Я же не об этом, – поморщился Маркус. – Так спокойно вы относитесь к смерти, что мне не по себе.
– Может, мы и живем дольше, что не растрачиваем себя на бессмысленные переживания? Я не могу сказать, как мне жаль, что он умирает. И какон умирает. Но спасти его может только очень хороший целитель. Как мать, например. Для этого нам надо в Тауларм. Но Аиллена не может нас отвести туда. Что остается? Биться головой о ствол дерева? Пойти утопиться в озере?
– Никогда я не пойму эльфов, – повторил Маркус и принялся поить шута. Гару снова полизал Лене щеку. Я не могу увести их отсюда, поэтому Гарвин умрет. Умрет, потому что я не могу помочь.
Время шло странными рывками. Только что был полдень – и солнце уже исчезало за снежными вершинами. Хрипло, со стоном дышал Гарвин, с трудом сдерживал себя шут. Маркус принес еще ведро воды, напоил обоих, пили они жадно, хотя Гарвин глотал с трудом. И уже снова сияют окрашенные рассветом вершины. Снова стонет… нет, это шут. Маркус поит его из кружки. Запах трав. Обезболивающий отвар. А Гарвину нельзя – Милит применял магию.
– Милит…
– Да, Гарвин?
– Дай мне уйти, Милит.
– Хорошо, – после паузы ответил он. Взвился Маркус.
– Уйти? И что, горло ему перережешь?
– У эльфов еще и сердце есть. Даже у него. Я врагу не пожелаю таких мучений, какие он испытывает. А кинжал в сердце – это быстро.
– Милосердный какой! А как Делиена будет на тебя смотреть, когда узнает об этом?
– Откуда она узнает? – пожал плечами Милит. – Умер – и все.
– От меня она узнает. Будь уверен, – с тихой яростью проговорил Маркус. – Нашли выход…
– Если бы ты хотя бы мог представить, что он чувствует, ты бы понял.
– А где хваленая выносливость эльфов?
– Маркус, – очень спокойно сказал вспыльчивый Милит, – он так или иначе умрет. Может быть, стоит дать ему легкую смерть? Я больше не могу продлять его часы. Не умею. Ты можешь?
– Нет, – погрустнел Маркус. Гарвин хрипло хихикнул.
– Не думал, что ты так будешь переживать за меня, человек. Но я действительно умираю. И мне действительно очень… Я могу умереть сейчас – и легко. Или через полдня, но трудно. Что может продлить мне жизнь?
Маркус посмотрел в сторону и вдруг спросил:
– А он не может? Ты ведь некромант.
– Свихнулся? – заорал Милит.
– А мне плевать! – заорал Маркус в ответ. – Если жизнь этой сволочи даст силы Гарвину, так и пусть. Гарвин? Это тебе поможет?
– По…. поможет. Даст, может, день. Может, больше.
– Да что ты делаешь?
– Продляю жизнь твоему родному дядьке!
– Нельзя продлять жизнь такой ценой!
– Да? – взорвался Маркус, и Лене стало страшно даже в ее полуобморочном состоянии. – Отнимать жизнь, значит, можно любой ценой, а продлять – сразу чистоплюйством занимаемся? Не нравится – отвернись. И не мешай.