Принуждение к контакту

Бурмистров Денис Евгеньевич

Ученый удовлетворенно вздохнул, поглаживая живот. Сыто рыгнул, смущенно прикрыв рот.

– Извиняюсь.

– Ты сытый?

– О да, более чем. Спасибо тебе, Рус.

Руслан отмахнулся:

– Ерунда. Ведь для этого и нужны друзья, верно?

– Да, верно.

– Вот и отлично. А теперь давай займемся твоей спиной.

Илья слабо кивнул – ему явно не хотелось испытывать боль в такой момент. Но Громов не хотел медлить – темнота наступала, вместе с ней наваливалась дневная усталость и сытая сонливость. Хотелось

быстрее покончить с делами и завалиться спать, ускоряя приход нового дня. Дня, когда их спасут.

Пилот помог Ткачеву перевернуться на живот. Ученый скрипел зубами и стонал, упираясь лбом в землю. У него все еще была высокая температура, кожу покрывал липкий пот.

Импровизированная повязка не выдержала испытаний, она съехала и оголила покрытую коркой рану. Из многочисленных трещин выступали капельки крови, кожа стала темной, угрожающе багровой. Руслан уловил нехороший сладковатый запах гниения.

Он закусил губу, подцепляя край повязки. Та прилипла к засохшей крови. Работы предстояло много.

– Как ты тут был, без меня? – спросил Громов, чтобы отвлечь ученого разговором. Сам подтянул пластиковую флягу из вертолета, наполовину полную. Высыпал рядом медикаменты и бинты.

– Плохо помню, – проговорил, не открывая глаз, Илья. – Как на долбаных качелях, то проваливался в беспамятство, то выныривал в жару. Было очень душно и влажно.

– Нужно было больше пить. Вон бутыль почти полная.

– Я пытался, Рус, честно. Но в какой-то момент просто перестал соображать что к чему и где я. У меня перед глазами постоянно маячила сломанная ветка с одиноким листом… Она там, где-то над нами. Я ее видел каждый раз, когда приходил в себя. И, кажется, изучил все ее изгибы… Ай!

– Ой, извини, братишка! Потерпи немного, нужно повязку сменить.

– Да, конечно… Ох, зараза…

– Терпи! И не молчи.

– Уф, потише!.. Да что говорить-то, Рус? Ты когда-нибудь тонул? Вот чтобы по-настоящему? Каждый раз с головой уходишь все дольше, выныриваешь все реже. И силы кончаются быстро, как вода в песок. Вот и здесь то же самое… Запах знакомый. Это что там?

– «Зеленка».

– Точно, – Илья повернул голову в другую сторону. – Вечером стало полегче. Я даже смог выбраться из шалаша и подкинуть веток на угли. Потом просто лежал и смотрел на облака.

– Это хорошо, что стало легче, – ободрил друга Руслан.

– Знаешь, – помолчав, сказал Ткачев. – Я думал, что ты не вернешься. Думал, что ты погиб… Думал, что ушел без меня.

– Ну, блин, Илья!

– Извини, всякая хрень в голову лезла. Ты же не вернулся к ночи, что мне оставалось думать?

– Согласен, я бы на твоем месте еще бы и в панику впал.

– Я бы и впал, – улыбнулся Илья. – Да сил не было.

– Нет худа без добра, – пошутил пилот. – Как ночь провел?

Тут ученый молчал чуть дольше. Громов даже перестал заниматься обработкой раны, наклонился в сторону, чтобы увидеть

лицо друга. Спросил с участием:

– Что-то случилось?

Илья сглотнул. Ответил изменившимся голосом:

– Кто-то приходил ночью к лагерю. Я лежал в шалаше, слышал шаги по траве. Тяжелые шаги, неторопливые. Подошел, встал прямо возле входа в палатку. И стоял не шевелясь, только слышал как ноздри воздух гоняют.

По спине Громова пробежал холодок, дыхание сперло.

– Кто? – лишь спросил он.

– Не знаю, – честно ответил ученый. – Стоял долго, я даже подумал, что он уже ушел. Потом трава зашуршала и ветки в лесу хрустнули.

– Человек? Сталкер?

– Не знаю, – повторил Илья.

– Вот дела.

– А еще… Еще Олег кричал.

– Какой Олег? – не сразу сообразил Руслан.

– Рязанцев. Второй пилот, – слова Ильи ложились словно камни, от них веяло холодом. – Кричал как тогда, когда упали. Ближе к утру, не очень долго кричал.

– Не почудилось? Может, мозг от температуры шалит?

– Может, – не стал спорить Ткачев. – Я уже не могу ручаться за себя.

– Ничего, завтра тебя первым делом в больницу. А пока… ну-ка.

Руслан разорвал упаковку бинтов и начал перевязку. Потом помог другу перевернуться. Тот кряхтел и хватался за шею Громова, мучительно морщась.

– Удобно? – поинтересовался пилот.

– Да, вполне.

– Осталось последнее…

Из рюкзака появилась бутылка «Столичной». Даже Илья удивленно поднял брови, разглядев этикетку.

– Ничего себе!

– Главное, чтобы не выдохлась, – Руслан поднял бутылку и посмотрел ее содержимое на свет.

– Такие не выдыхаются. А ты хочешь ее попробовать?

– Нет. Водка для компресса.

Через час, когда вечер вошел в полную силу, а нагретый воздух устремился к темно-синему небу, Руслан вернулся из леса с очередной порцией дров. С шумом свалил их недалеко от костра, практически повалился на землю, со стоном протягивая гудящие ноги. Болела голова, свет от огня резал глаза. Еще и рука пульсировала тупой болью, несильной, но раздражающей. Сыпь почти прошла, но отекли пальцы, отчего, сжатые в кулак, превращали его в почти идеальный шар.

Ткачев лежал, укрытый до пояса одеялом, с компрессом из бинта на лбу, и задумчиво смотрел на огонь. Моргал ученый медленно, того и гляди уснет.

– О чем задумался? – спросил Руслан, стаскивая ботинки.

Покрасневшие глаза Ильи поднялись на него, блеснув в свете костра.

– О Полине, – сказал он. – Пытаюсь найти аргументы в пользу того, что она еще жива.

– Она жива, – отрезал Громов. – И это будет так, пока мы не найдем доказательств обратного.

– Да, конечно, – не стал спорить Илья. – Но я все равно не могу об этом не думать.

– Понимаю.

Замолчали, слушая щелчки веток в костре. Громов растянулся на своей лежанке, шевеля ноющими ногами под одеялом.