Принуждение
Шрифт:
— Не стоит. Сама справлюсь.
Вообще я бы не отказалась от помощи друга, но в глубине души понимаю, что всю обратную дорогу буду слушать лекцию о том, что я зря во все это ввязалась, что зря решилась помочь брату, и он этого совсем не достоин. Хватит с меня стресса за день. Хватит.
Но стресс решает иначе…
Знакомые стены не кажутся такими безопасными, как раньше, медперсонал здоровается на ходу, как с хорошо знакомым человеком. Но я всего этого не замечаю. Не слышу. Не обращаю внимания. Рассеяность давит на меня, а в голове крутится одна и та же мысль.
Мне
— Привет, систер, — радостно восклицает Адам. Даже улыбается, глядя на меня мутно-голубыми глазами. Практически бесцветными. Вроде бы привыкла к этому оттенку, но сейчас почему-то смотрю на него иначе.
— И тебе привет, — сажусь на кушетку рядом с братом и обнимаю его за плечи. На сей раз он не обтыкан иголками. — Как себя чувствуешь?
— Хреново. Домой хочу, в свою комнату. Надеюсь, ты не выбросила мою коллекцию роботов.
Моментально замолкаю. Цепенею. Ведь я не говорила, что продала дом, не рассказывала, что избавилась от него в первый же день, когда доктор Коннор назвал сумму за лечение. Наша страховка ее не покрыла, а вот стоимость дома — в самый раз. Не сказала, что живу в общежитии при университете, не вспоминала больше прошлое. Молчала, сколько могла, чтобы не расстраивать. Но…
— Нет, — растягиваю губы в улыбке. — Они у меня в комнате стоят, на комоде.
И я не вру. Правда не в доме, а в общежитии, на самом видном месте. Многие спрашивали, что это за чудо техники, но никто не смел их трогать руками, иначе сумасшедшая Браун начинала кричать.
— Это хорошо. Вот вернусь домой после курса, и заживем счастливо. Я восстановлюсь в университете, работу найду. Я уже все продумал, — с энтузиазмом рассказывает брат.
— И что ты придумал?
— Я открою собственный благотворительный фонд. Буду собирать деньги на поддержку людей с онкологическими заболеваниями, создам центр поддержки наркозависимых. Нет, еще лучше! Группу анонимных наркоманов…
Слушаю брата в полуха. Нет, не потому что мне не интересно, а потому что чувствую вину. Свою вину. Ведь если бы я не замкнулась в себе и не пыталась бы заработать последние деньги на нашу кормешку, то заметила бы изменения у Адама. Заметила бы вовремя болезнь.
— Можно комнату для гостей переделать в мой офис. Знаешь, как классно будет? Мы горы перевернем, в университете поднимем этот вопрос. Если я встану во главе и покажу на своем примере, что их ждет, то мы сможем спасти…
— Я продала дом, — выпаливаю прежде, чем брат закончил свою речь.
Его лицо тут же меняется. Улыбка спадает с губ, а в голубых глазах больше не виден озорной блеск. Энтузиазм и предвкушение тоже исчезает прочь.
— Как продала?
— Понимаешь, — пытаюсь собраться с мыслями для правильного подбора каждого слова, — ты лег в больницу, диагноз поставили сразу. Страховка не покрывала расходы на химию. У меня не было выбора…
Замолкаю, когда Адам поднимает ладонь. Просит, не сказав ни слова. Его лицо непроницаемо, даже сейчас не могу понять, злится он или нет. Две дуги над глазами, где когда-то росли волосы, сомкнулись на переносице, а взгляд смотрит перед собой. На бледные руки с обколотыми венами, на подрагивающие пальцы. Затем на меня. Как побитая собака, которой некуда идти.
— Прости меня, — почти шепчет брат.
— За что?
— За то, что обрек на ужасную жизнь.
— Ты не виноват, — обнимаю его крепко-крепко, как он в детстве, когда я боялась грозы. Теперь мы поменялись ролями. — Если бы тогда не поступил в больницу с передозом, мы бы никогда…
— Я виноват, ясно? И я это исправлю. Фак! — отворачивается от меня и отталкивает. — Эндрю был прав, я — дерьмо.
— Не говори так! Ты самый лучший на свете брат, просто нам было тяжело.
— Скажи, он сильно злится? — теперь его глаза смотрят умоляюще, будто от моего ответа зависит его дальнейшее существование.
— Не знаю. Вам просто нужно поговорить и наладить отношения.
— Не получится. Он не простит, снова будет напоминать, какой я хуевый брат.
— Это не так, Адам!
— Так. Просто ты многого не знаешь, — брат пронзительно смотрит в глаза. Молчит. Словно готовится высказать что-то важное. Назвать причину ссоры, о которой могла лишь гадать. Но…
— Адам, нам пора. Добрый вечер, Долорес, — нашу беседу прерывает доктор Коннор. Как всегда, веселый и улыбчивый. Доброжелательный. Но я замечаю еще кое-что. Любопытство.
— Ты придешь завтра? — интересуется брат.
— Конечно. Принесу твоего любимого робота, — натягиваю улыбку, в то время как в груди растягивается огромная дыра, всасывающая в себя все самое лучшее и позитивное.
— Не надо робота, лучше сама приходи.
Постараюсь прийти, улыбаться по-настоящему и не чувствовать, как сердце сжимается от догадок и нестыковок. От ужасных воспоминаний. От того, что мы потеряли все, что осталось после родителей. И себя в том числе.
Адам выходит из палаты и направляется в процедурную. Пора домой. Нужно отдохнуть, обдумать этот тяжелый день. Да и просто заснуть.
— Ваш брат идет на поправку, — говорит доктор Коннор, когда я выхожу из палаты и иду по чистому коридору больницы. Не даже не заметила, когда он оказался рядом. Точнее не так. Когда я приблизилась к смотровой, мимо которой проходила к выходу.
— Никаких осложнений нет?
— Пока нет, — улыбается мужчина тонкими губами. — Последний курс должен убить раковые клетки.
— Буду на это надеяться.
Вдыхаю воздух неподалеку от доктора и снова чувствую знакомый мятный аромат. Точно такой же, как и в прошлое мое посещение. Тогда он стоял очень близко, да и сейчас личное пространство не особо соблюдает.
Что-то заставляет взглянуть на него иначе. Под другим углом. Не как на врача моего брата, а как на мужчину. Достаточно молодого, едва до тридцати дошел, с красивой укладкой и харизматичной внешностью.
Стараюсь не сравнивать незнакомца с доктором, однако сомнения вновь поселяются в голове. Голос, аромат, интонация. Что-то схоже, что-то нет. Как и в случае с мистером Салливаном. До этого я была уверена, что это именно он дал возможность спасти брата, но сейчас сильно сомневаюсь.
А что, если это доктор Коннор?