Приобщение
Шрифт:
Я хорошо слышал весь разговор, и, ах, как на меня накатила память о старом добром житьё, в том числе и одесском, так как мастером оказался пожилой еврей на пенсии. А что ви хотите в городе, где ещё десять лет назад половина населения были именно они? Просто в будущем их почти не осталось, так как они первые почувствовали приближение полного полярного лиса и быстро разъехались, кто и куда смог. Самые продвинутые в Штаты, многие в Европу или Австралию, и только самые невезучие на историческую родину. При этом всё равно приговаривали: «Лучше будем жить в кибуце, чем читать Иона Друцэ!»
Наша землячка — актриса Светлана Крючкова писала в веке грядущем, что не любит приезжать в Кишинёв. Не осталось в нём той атмосферы, знакомой
Но, хватит отвлекаться на несвоевременные размышлизмы, насущных забот мне мало? Да и на сей момент уехали лишь считанные единицы. А нам надо готовиться к важной встрече и делать всё, чтобы столь чудесное завтра никогда не состоялось. Стимул более чем убедительный. Чёткой стратегии я до сих пор не создал, а строить наполеоновские планы не к чему, не имея той — «старой гвардии», то есть своих преданных ворчунов.
Мало на кого я могу положиться в этом нелегком труде. Пока, разве что на узкий круг родственников и некоторых знакомых. Но среди них нет ни одного влиятельного лица, да и вряд ли могло бы быть. Слишком разные у нас условия жизни и стремления с элитой.
Даже поведай я тем власть предержащим правду о будущем, то, скорее всего, они станут готовиться лишь к своему благополучному завтра, наплевав на тонущий корабль. Разве только спасательный ботик со всеми удобствами заготовят для себя любимых. Давно оторвались они от народа и его проблемы их более не интересуют.
Потому и приготовился я ходить трудными путями власти, а также подстраиваться под существующий порядок. Придётся заинтересовывать номенклатуру своими задумками. Простой и прямолинейный слив информации о плачевном будущем страны, до сих пор не дал никаких ощутимых результатов. Воз и ныне там.
Никто не хочет впрягаться и вытаскивать, погрязающую в болоте застоя страну. «Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!» [46] , а страну во стократ сложней. И пассионариев во власти практически не осталось, таких, что смогли бы взяться за этот титанический труд. Осталась лишь субпассионарная сволочь, да кучка пенсионеров, у которых пламя давно затухло.
Так что посмотришь на всё разложение элиты, и руки бессильно опускаются, но не дождутся! Пока есть силы бороться, то и стану «взбивать масло» [47] . Нельзя решить проблему в лоб, значит, буду действовать, как в фильме — «нормальные герои, всегда идут в обход. В обход идти понятно, не очень-то легко, не очень-то приятно, и очень далеко!» [48]
46
— Ох, нелёгкая это работа — Из болота тащить бегемота! «Телефон» Корней Чуковский.
47
— Одна лягушка сказала: «Все! Хватит! Все равно нам не выбраться, а сил уже нет, будь что будет…», — сложила лапки и захлебнулась в молоке.
А другая продолжала барахтаться, повторяя про себя: «Лучше умереть в борьбе за жизнь, чем знать о том, что есть шанс на спасение, и им не воспользоваться. Умереть я всегда успею…»
«Притча о двух лягушках».
48
— Цитата из к/ф «Айболит-66» режиссёра Ролана Быкова.
https://www.youtube.com/watch?v=AH6fEnmwZHw
А если для этого надо просить и лицемерить, то буду и это делать. Рассказывать про одни цели, а добиваться своих. Хоть противно это натуре, но всё же придётся. Вот, прямо завтра и пойдём выпрашивать скорейшую экранизацию «Девочки из будущего» с «Лиловым шаром».
Будем проявлять социальную мимикрию, и оперировать в рамках сложившейся системы отношений. Правда, всё равно никогда не стану я для них — своим. Из другого теста вылеплен, и нет во мне некой гибкости хребта и принципов.
Уж и не знаю, как там продвигаются сценарии, отправленные Гельману, пробил ли он хоть один фильм к съемкам? Я сделал всё от меня зависевшее, чтобы ускорить выход этих необходимых фильмов. Но нельзя сбрасывать со счетов и объективную реальность, а там те же проблемы, связанные с одобрением сценария, и последующей экранизацией.
Правда, не мне в сём искусстве пробивании тягаться с представителями народа пять тысяч лет вырабатывавших в себе столь ценное умение. Оно у меня скорее в противозачаточном состоянии. И политик из меня аховый, так как везде пру напролом.
Будь я носорогом, то это были бы не мои проблемы, а скорее окружающих. Но пока что я в весовой категории раскормленного кота, и надо разрабатывать образ котика из Шрека.
Раз я любимец первого секретаря — «an infant prodigy» [49] , то и вести себя надо соответственно, а также грамотно использовать природную няшность.
Конечно, обидно себя чувствовать эдакой диковинкой, но я сам выбрал для себя эту личину, как наиболее безопасную и многообещающую. Вон, шутам тоже разрешалось говорить многое, а порой даже дерзости сходили с рук. Так как те были любимцами властителей. А потому — «смейся паяц…».
49
— An infant prodigy — чрезвычайно талантливый ребёнок.
А может на бабулю скинуть разговор? За собой же оставить только реплики? В целом было бы неплохо. Она больше знает, как здесь положено прогибаться, чтобы положительно решить вопрос. Я всё это давно подзабыл, так как давненько это было — «Не знал, не знал и забыл». Никогда в жизни не любил прибегать к подобным методам, а потому никогда не использовал их.
Но самая хохма была, когда утром пошли к старому еврею, приводить в порядок прически Алёнки и бабули. Мастер окинул нас опытным взглядом, изрядно пожившего человека, а после осмотра безапелляционно заявил, что с этим безобразием на голове у младшей девочки, так и не знает, что сделать. Похоже, её ни разу нормально не стригли с самого рождения.
Вот уж брехня. Стригли. Правда, только до тех пор, пока я не смог нормально высказать слова протеста. А затем волосы убирал в хвостик, и не позволял себя стричь. А при попытках говорил, что вся сила в волосах, как у библейского Самсона, и всякую Далилу с ножницами не подпущу и на пушечный выстрел. Все привыкли к моему хвостику и не обращали внимания. Так что волосы вились завитками и выправлялись из стяжки. А утром на улице был ветерок, и они растрепались.
Пришлось его осадить, и потребовать, чтобы занялся девочками, а мальчиков оставил в покое. А пока он будет творить своё действо, мы можем поболтать за жизнь. Мне чрезвычайно интересно, что он может поведать из своей долгой жизни? Хотелось бы впитать толику жизненной мудрости, приходящей с прожитыми годами, и так мало ценимой современной ветреной молодёжью. Ведь мы с ним представляем две стороны человеческой жизни. Недаром одной из загадок Сфинкса была: «Кто ходит утром на четырех, днем — на двух, а вечером — на трех?»