Приорат Ностромо

Большаков Валерий Петрович

Юля ловко обчистила манго, и объела сочную, сладкую мякоть. Вот оно, второе удовольствие тропиков — после моря — фрукты! Те плоды манго или маракуйи, что она брала в гастрономе дома, не шли ни в какое сравнение вот с этими — спелыми, вызревшими под жарким солнцем Сиама! М-м-м…

Зашуршало, сдвигаясь, стекло, и на балкон выбрался Антон. Худой, узкоплечий, костлявый, он стеснялся того, что не атлет, не «качок». Обмотав тощие чресла полотенцем, муж бережно вынес пыхтящий кофейник, в левой руке держа подносик с хлебцами, наструганным сыром

и колбаской.

— Ваш кофий, сударыня, — пропел Алёхин, осторожно выставляя нарезку на столик. — Извольте отведать!

— Спасибо, — мурлыкнула Юля и придвинула чашку.

— Сахарку? Сливочек? — ворковал муженек, прогибаясь.

— Да-с, — томно ответила женушка, ощущая в этот момент абсолютное довольство жизнью. Тонко зазвякала ложечка.

— Когда поедем на реку Квай? — поинтересовался Антон, усаживаясь в плетеное кресло. — Или сразу в Пхукет?

— Давай, сначала на Квай, — решила Юля, отхлебывая кофеек и жмурясь, как обласканная кошка.

— Давай… — Алёхин сдержанно вздохнул, косясь на хилые бицепсы.

Девушка перехватила его расстроенный взгляд.

— Зато ты легкий! — хихикнула она. — Когда сверху — не раздавишь!

Антон густо покраснел, и Юля, желая помочь ему справиться со смущением, защебетала совсем о другом:

— Ты вчера весь вечер «бук» терзал… Что новенького понаоткрывал?

— Понимаешь… — затянул Алёхин, мигом оживляясь. — Я и сам не сразу понял, куда, в какие дебри зашел, и лишь вчера, так… знаешь… определился чуток. Подобрал термин посолидней, и всё как-то прояснилось! — помолчав, он выговорил: — Бифуркационный анализ исторического процесса.

Юля и сама заинтересовалась. Быстро доев кусочек сыра, она сказала, поднимая руку:

— Погоди, не объясняй! Дай, я сама. М-м… Ты собрался определять точки бифуркации? О, нет-нет! Стоп! Рассчитывать «минимально необходимое воздействие»? Ну, для изменения реальности? Микроскопическое или макроскопическое?

— Да! — просиял Антон. — Адекватно, Юлька! Можно будет просчитывать все возможные варианты событий, исторических явлений… Ну, тут еще пахать и пахать! — заторопился он. — Я еще только-только нащупываю внешние контуры, всё так смутно… Но до чего ж интересно!

Отодвинув пустую чашку, Юля слизала пенку с губ. Встала, небрежным жестом скидывая халатик, и пересела на колени оробевшему Алёхину.

— Нащупывай! — игриво выдохнула она. — Ты у меня такая умница… Больша-ая умница!

Среда, 11 августа. День

Москва, Ленинские горы

Гулкие коридоры ГЗ — главного здания МГУ — подавляли пустынностью и даже напрягали, но это потому, наверное, что нервишки пошаливали. В одной из аудиторий мехмата заседал ученый совет, изворотливо мучавший мою Наташку.

Я уже давно излечился от мужского шовинизма, признав за возлюбленной самую настоящую гениальность. Только эмоции здесь ни при чем. Кому, как не Талии, принадлежит приоритет использования матаппарата квантовой механики для описания процессов познания?

Тема у Наташкиной докторской очень серьезная и ёмкая — «Интуиция в системах искусственного интеллекта». Но уж больно скромное название! Ведь, по сути, Ната не просто написала диссертацию, а создала теорию интуиции, серьезно, очень серьезно продвинув науку!

Когда я знакомился с черновиком «диссера», продираясь сквозь сумрачные дебри эрмитовых операторов и комплексных частиц, то твердо уяснил, что Талия — обыкновенный гений.

Ее теория объясняла и саму интуицию, и психодинамическое поле, предсказывая на бумаге малопонятное для моего скудного ума явление «генеративных эгрегоров»…

Вопрос: как воспримут ее доклад члены Совета? Восхитятся ли?

Да поймут ли они вообще суть?!

Невнятное эхо загуляло по безлюдному коридору, словно донося шумные и нервные отголоски экзаменов.

На цыпочках я подкрался к дверям. Благословенный сквозняк приоткрыл створку, и мне удалось разглядеть Наташу, стоявшую у доски. Даже в строгом глухом платье она была неотразима. Донесся приятный голос:

— Если отринуть определения заведомо антропоцентричные, то сознание следует признать формой нервной деятельности, заключающейся в субъективном переживании чувственного опыта. В способности понимать себя, как субъекта, взаимодействующего с внешним миром. Проще говоря, в способности улавливать закономерные связи между собственными действиями и их результатами, анализируя опыт (представление о мире плюс выявленные закономерности) и вырабатывая условные рефлексы. Собственно, природа сознания рефлекторна. Моделируя свои действия в «виртуальном мире» сознания, человек пытается представить возможные сценарии бытия…

— Позвольте, перебью докладчика, — забасил кто-то невидимый. — По моему мнению, важно, что непосредственное включение сознания в квантовую теорию, показанное нам Натальей Мстиславовной, не только позволяет преодолеть концептуальные трудности квантовой механики, как таковой, но вместе с тем открывает совершенно неожиданную возможность — по-новому взглянуть на сам феномен сознания. Это приводит фактически к выходу за рамки физики в обычном понимании этой науки, к непосредственному соприкосновению физики и психофизиологии, а в более общем плане — естественных наук и гуманитарной сферы!

Ученые мужи затеяли вежливую перебранку, но я начал успокаиваться. Разницу в трактовках и в подходах чувствуют все, главное, что товарищи академики признают сам исходный факт — Наталья Мстиславовна Ивернева достойна ученой степени доктора физматнаук…

Промаявшись еще час, я дождался-таки окончания прений. Ученый совет расходился, азартно споря или глубоко задумавшись, с восторгом или с боязнью принимая новый прорыв за пределы понятых истин. Наташа вышла последней, усталой, но счастливой.