Приоткрытое окно
Шрифт:
Иногда говорят: «Подумаешь, окружающие, надо и для себя самой выглядеть отлично…» Нет, это абсурд стараться для себя одной! Она – женщина молодая, шикарная, так пусть будет для него… Подумаешь, какая ерунда, ну старше этот сегодняшний герой лет на 15—20. Проверено, таблетку…
Он, похоже, старше моего отцаДьявол, рядом с ним бегутпо спине мурашки и слабеют ноги.Давно такого не было.Хочется принести ему нитроглицерин,а потом заняться любовью…Его хотелось. Может быть, от скуки… Нет, он реально выгодно отличался от других мужчин. Был оригинален, нагл, элегантен, его авантюризм подливал масла в огонь. Конечно, в чем-то он – подлец, но женщин не поймешь, не тянуть же за собой скучную амебу. Да и не с ней все эти, плохие по общепринятым нормам, качества он проявлял. Ее он уважал, ценил, хотел, добивался, мучился, в общем, носил на руках. Они даже придумали для себя такую игру, что все его муки, связанные с любовными переживаниями, ниспосланы ему в наказание за предыдущие тяжкие грехи. Кстати, о которых почему-то все наперебой стремились рассказать ей. Она не слушала никого. Зачем… Утром, как на работу, она вскакивала по будильнику, приводила себя в порядок и, выбрав убийственно элегантный или явно эпатажный наряд, неслась к своему дедушке. Да, так и не смогла называть его по имени. Это, в особые минуты, придавало особую пикантность процессу. Иногда он переоценивал свои возрастные способности, и она мчалась на кухню за корвалолом. Говорил, что таких ощущений у него по жизни ни с кем не было. Она удивлялась: такой большой – и не было! Странно.
Совещание в его офисе. Вдруг она промелькнет мимо открытых дверей, изысканная, не вульгарная, сама невинность, божество. Он строго, подчеркнуто сдержанно, скажет сослуживцам: «Извините, мне на 15 минут надо выйти». И возвращается обратно ровно через 15 минут, бледный и взволнованный. Она тихо и элегантно уезжала. Никто не слышал, как безумствовал в ее голове адреналин. Как будто ничего и не было в этой соседней с его кабинетом комнате. Но если эту энергию двух безумных авантюристов выпустить наружу, в офисе бы лопнули все лампочки. Уже дома, уютно расположившись в кресле, она наливала себе бокал вина и загадочно-неповторимо улыбалась. А он, сказав, что совещание окончено, снимал галстук и, глядя в сторону уехавшего автомобиля, закуривал сигарету. Не знал, куда спрятать галстук… И опять ее хотел, дико хотел… Он не мог с ней гулять вот так, не мог… Но гулял. Она его мучила, получая от него все, что ей позволяли наглость юности, неосознанный эгоизм. Таких адских и сладостных летних каникул у него еще не было и не будет. Девочка уедет, подрастет. Для нее все ново, приятно, а остальное – не важно…
Изменятся нормы и взгляды, придет другая эпоха. Будут новые радости, новые запреты… Но оба они будут вспоминать эгоизм плоти, эту силу молодости, желаний, женского торжества и безумия мужского.
* * *Развесить шторки-мулечки.Расставить свечи-тарелочки и ждать,Когда он войдет и… не оценит все это.Любя такое количество женщин, он успевал о них еще и заботиться. Он не стесняясь говорил: «Мне нужно в больницу к Свете». Целовал на прощание и убегал. Если что-то покупал, то глобально, например сразу трех кур. «Надо завезти девочкам, ведь я теперь с тобой, а жизнь сейчас такая тяжелая». Очень, очень порядочный мужчина.
Праздники
Он поступил нечестно. Всегда говорил, что женат, а это означало, что она не несет никакой ответственности за его жизнь. Она только маленький или, уж если ему так хочется, очень большой, праздник. И вот тебе на…
Оказывается, они давно хотели развестись и лишь из-за дочери этого не объявляли своим родственникам. И вот теперь, так как ему очень понравились их маленькие и большие праздники, он созрел и всенепременно решил на ней жениться. Кошмар! Да, праздники – и для нее тоже праздники, и там нет никакой фальши. Но есть еще очень много поглощающих ее разностей, кроме их праздников, неприкосновенное… В какой-то мере это ее трудности и ее свобода одновременно. Зря изначально он не сказал всю правду о себе, зря…
Ничего не менять…
Обычно он ждал ее на перроне. Стоял у первого вагона в своем стильном пальто, с дипломатом, читал газету. Это случайность, что жили они на одной ветке метро. Здорово, можно было чаще видеть друг друга.
Она работала дальше от метро и появлялась на пару поездов позже.
Чаще была одна, иногда с кем-то из сослуживцев. Они молча ловили взгляды друг друга, остальное – не сегодня. Смысл дня: проехать в метро в одном вагоне – такая вот маленькая тайна. У другого дня тайна будет другая. Они,
тихо раскачиваясь в такт колебанию поезда, смотрели другнадругаповерх головигазет. Наследующейостановке заходила в вагон его жена. Он целовал ее в щеку, брал из рук сумку, они что-то начинали обсуждать. Он продолжал спокойно и тихо смотреть поверх голов и газет. В другом конце вагона ему отвечали таким же все понимающим взглядом.
Через одну – его остановка, она ехала дальше. Им было хорошо и спокойно.
Поболтать по телефону можно будет завтра во время работы.
Ничего не хотелось менять в своей жизни…
Они иногда встречались после работы, просто чтобы прогуляться и поговорить. Им было интересно вдвоем. Одинаково ощущали биение улиц, наблюдали жизнь и испытывали определенную взаимную нежность.
Большого количества времени для прогулок у них не было, иногда весь вечер просто молчали, но это окружающим могло казаться, что они молчат. Внутренний голос говорил непрерывно. Иногда становилось весело, смеялись. Гуляли по бульварам, сидели в парках, ходили вдоль набережной Москва-реки. Слегка обнявшись, держась за хлястики джинсовых брюк, они выглядели как подростки. Хотелось шалить, немного кричать и целоваться под желтым фонарем. Ведь если ты уже взрослый, совсем не значит, что тебе нельзя шалить, например пинать ногой камушек или говорить всем прохожим: «Добрый вечер!»
Вдруг совершенно неожиданно он сделал легкое отталкивающее движение. Нет, нет, не так, чтобы упасть. А чтобы непроизвольно сделать шаг в сторону. Он всегда был необычайно внимателен, и она быстро и верно отреагировала на эту непредвиденную ситуацию. Со стороны могло показаться, что эти двое не вместе. Он ускорил шаг и перешел на другую сторону улицы. Она медленно шла, как и раньше, и даже приостановилась у одной из витрин. В отражении было видно, что к нему подошла девушка, они громко и бурно здоровались. Та не могла перестать удивляться, что видит его в столь неожиданном для него квартале Москвы, он что-то принялся объяснять, дескать по работе и т. п. Незнакомка, распрощавшись, сказала: «Вечером позвоню». Он быстро догнал свою первоначальную спутницу.
«Подруга жены…» Он явно был смущен случившимся. Они тихо шли дальше, молча, как обычно.
Ничего не хотелось менять в своей жизни…
Ремонт
Чтобы не испачкаться в строительном мусоре, они делали это стоя, под болтающейся на потолке, в центре комнаты, лампочкой. Большие газетные листы прикрывали свежеуложенный паркет. Стены еще не высохли. На окнах белели пятна извести. Даже шубу положить было не на что.
Один последний рабочий гвоздь в дверном наличнике и один заляпанный краской табурет. Скоро, скоро это все уберут, и уютная свежая комната заживет новой жизнью. Он был таким спортивным и жилистым, что ухитрялся стоя держать ее на руках, вытворял при этом чудеса сексуального искусства и, не теряя равновесия и самообладания, не забывал об обоюдном удовольствии. Да и она, видимо, родилась в цирке и просто умирала от его выкрутасов, все более и более оригинальных раз от раза…