Природа донского края
Шрифт:
Опыт показывает, что проблемы рационального использования природных ресурсов не всегда могут быть решены в рамках существующих областных и иных административных границ. Решение многих вопросов требует совместных усилий органов, расположенных в пределах экономического и географического региона. Такая координация содействует комплексному подходу к решению задач охраны и использования богатств природы.
Так, вполне реальной в настоящее время является задача составления баланса вод, их наиболее целесообразного использования в рамках всего Северного Кавказа. К ее решению могли бы быть привлечены научные силы вузов Северо-Кавказского научного центра.
В нашей практике мы еще встречаемся, конечно, с многочисленными факторами нерадивого подхода к природе. Причина этого — непонимание биосферных связей, хозяйственная
Речь идет о том, чтобы общественное производство не допускало стихийного искажения или разрыва естественного природного цикла, а включалось в него в качестве необходимого звена, подчиняя себе природу и вместе с тем становясь условием ее дальнейшего развития. В результате человеческая история станет «действительной частью истории природы» [5] .
Л. И. Тараненко
От древних времен до наших дней
5
Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений, с. 596.
На протяжении последних веков природа Ростовской области претерпела ряд изменений, вызванных хозяйственной деятельностью человека. Особенно большое воздействие на ландшафт оказала распашка земель, начавшаяся здесь всего 200 лет назад; на рубеже текущего столетия около половины их оставалось еще под залежами и целиной.
Сейчас, когда, сидя в самолете, рассматриваешь нашу землю с большой высоты, от горизонта до горизонта — насколько хватает обзора, — мозаика из черных и зеленых геометрических фигурок полей сливается в геологически сплошной покров. Редкими вкраплениями на его фоне выглядят сохранившиеся кое-где в складках рельефа лески, узкие нераспаханные полоски вдоль балок и речных долин. Трудно представить себе, что сравнительно недавно здесь господствовала степь.
Изучение местного прошлого показывает, что человек влиял на природу и задолго до развития земледелия. Древние охотники времен палеолита в большом количестве добывали таких животных, как бизоны, зубры, гигантские олени, дикие лошади, куланы. Распространенным приемом охоты был так называемый нагон палом: сухая растительность поджигалась на широком фронте с расчетом, чтобы ветер гнал пламя на стадо диких животных, направляя их к крутому обрыву или месту засады, где они становились добычей. Возникавшие при этом пожары опустошали большие территории, уничтожая травянистую и древесно-кустарниковую растительность и всех животных, которые не успевали спастись. Периодически повторяясь, такие пожары оказывали определенное формирующее воздействие на окружающую среду.
Масштабы охоты были весьма значительными. На Амвросиевской стоянке верхнепалеолитического человека, расположенной на притоке Миуса — реке Крынке, археологи обнаружили скопление костей около 1000 (!) зубров, убитых дротиками и копьями. Подобные охоты с постепенно нараставшими темпами велись тысячелетиями, поэтому не приходится удивляться, что конец палеолита ознаменовался подрывом численности крупных копытных.
Это событие имело значение первого экологического кризиса, в поисках выхода из которого хозяйство следующей эпохи — неолита стало на новые пути развития. Поскольку характер охоты изменился, появились лук и стрелы — оружие, предназначенное в основном для скрадывания отдельных животных. С новой силой расцвело собирательство, зародились примитивные формы земледелия, рыболовство, были одомашнены животные, ставшие резервным источником получения мяса и кож. Приспосабливаясь к обстановке, изменившейся в результате деятельности предшествовавших ему поколений, оседло живший человек неолита создал разноотраслевое хозяйство. Появление новых отраслей одновременно означало зарождение качественно новых, прежде не существовавших форм воздействия человека на природу. В посленеолитическое время в этом отношении особенно выделилось разведение домашних животных, постепенно, по мере того как оно набирало силу, переросшее в кочевое скотоводство.
Став на путь кочевого образа жизни, пришли в движение и смешались племена, населявшие степи от Каспия до Днепра. Положение Нижнего Дона на перекрестье путей, ведущих в Предкавказье, Нижнее Поволжье, азово-черноморские степи и северную лесостепь, обусловило тот факт, что на длительный период времени, измерявшийся рядом веков, этот район превратился в арену, на которой орды кочевников разных племен и народов попеременно сменяли друг друга.
В общей сложности не меньше 2,5 тысячи лет здесь выпасали свои стада киммерийцы, скифы, сарматы, гунны, хазары, печенеги, половцы, татары Золотой Орды, а затем Ногайского улуса и Крымского ханства. Преобладавшим занятием большинства кочевников было разведение овец и лошадей, в меньшей степени — крупного рогатого скота. Печенеги содержали также коз, начиная с их времени на Дону появились верблюды. Первые же письменные источники сообщают нам о том, что скота у кочевников было «много», иногда приводятся и детали такого рода, что, например, у скифов и гуннов особым вниманием пользовалось разведение лошадей. В XIV веке направлявшийся с религиозной миссией в Константинополь митрополит Пимен, выражаясь его словами, видел на берегах Дона ниже теперешнего Цимлянска такое количество татарского скота — овец, коз, верблюдов, лошадей, волов, — «яко и ум превосходяще». Может быть, еще более определенные сведения, относящиеся уже к 1625 году, приводит монах Доминиканского ордена Жан де Люк, который писал, что у богатого крымского татарина, кочевавшего летом между Доном и Днепром, было 400 тысяч голов скота, преимущественно овец. Возможно, это преувеличение, но поскольку достоверно известно, что татар в эти времена здесь кочевало действительно много, воздействие выпаса их скота на степную растительность должно было быть очень значительным.
Продолжались и степные пожары, которые в одних случаях практиковались, чтобы улучшить возобновление травостоя, в других — по военно-тактическим соображениям. Например, Геродот сообщает, что в 513 году до н. э., отступая перед войсками Дария, скифы на всем пути выжигали траву, чтобы не оставить ее лошадям врага. Все другие имеющиеся по этому вопросу сведения определенно указывают на то, что за долгое время своего существования степь выжигалась почти повсеместно, а в отдельных районах — часто. Вероятно, антропогенные пожары в сочетании с многовековым выпасом животных явились важным условием формирования степной растительности в том виде, в каком она известна. Эксперименты с заповеданием целины показали, что в отсутствие обоих этих факторов степная растительность постепенно перерождается, теряя характерные для нее типчак и ковыли, которые замещаются более влаголюбивыми злаками и разнотравьем.
В период развития и формирования казачества на Дону (XVI век) Дикое поле, как русские называли степи между Доном и Днепром, было местом летнего выпаса скота, принадлежащего татарам Ногайского улуса и Крымского ханства. Через эту степь их вооруженные отряды отправлялись грабить южные русские города. Помимо кочевий, в глубине степи ютились редкие татарские аулы. У татар и казаков существовали в то время небольшие запашки земли, занятые просом, выращивание которого не требовало особого внимания. Походной пищей служило просяное варево — кулеш. Переменчивость военного положения не позволяла по-настоящему заниматься хлебопашеством. В дальнейшем оно осложнилось экспансией турок, поставивших в устье Дона крепость Азов.
Опасаясь, что выращивание хлеба отвлечет внимание казаков от военных обязанностей, в 1689 году Войсковой круг постановил: «Чтобы никто нигде хлеба не пахали и не сеяли, а если станут пахать, и того бить до смерти и грабить». Но приток населения увеличивался, прежних ресурсов для его обеспечения не хватало. Поэтому пашни все же появились, и в 70-х годах XVIII века стали удовлетворять местные потребности в зерне. К концу XVIII века, когда население Нижнего Дона перешагнуло 300-тысячный рубеж, значительная часть производимого здесь зерна шла уже на вывоз. Такому сравнительно быстрому прогрессу способствовали исключительно высокие по тем временам урожаи. Применялась залежная система землепользования, наши предки снимали первые «вершки». Заброшенные земли зарастали бурьяном, естественная растительность восстанавливалась на них очень медленно.