Природа мира сновидений
Шрифт:
Появляется какой-то человек с проседями в бороде, от него я узнаю, куда нужно идти, и он пропадает из вида.
Встречаю ещё троих людей, один из них объясняет мне что и как, вручает пистолет. Мы идем, туда, куда мне нужно идти…
Мы подходим к трех – или четырехэтажному зданию, такому же желтому и пыльному, как пустыня; решетки на окнах, все заступы присыпаны песком и пылью, здание выглядит заброшенным… Вокруг опять разрушенная военная техника.
Начинается перестрелка, я поднимаю оружие на человека, который меня не видит, он стреляет в того, кто дал мне пистолет… Но я узнаю в своей мишени своего седобородого знакомого и остаюсь стоять, направив на него пистолет, пока не заканчивается перестрелка. Всех троих моих спутников
– зачем ты это сделал! – говорит мне бородатый, – теперь тебе придется за все ответить.
Я молчу и наблюдаю, что происходит. Вначале я понимаю, что меня должны повесить или придушить… Я ничего не пытаюсь предпринять и спокойно жду, что будет дальше. Двое или трое человек удерживают меня, остальные то подходят, то отходят… В руках у них появляется то веревка, то оружие, они шумно что-то обсуждают, видимо, мою участь.
Меня освобождают, суют в руки пакет или мешок, начинают складывать в него какие-то припасы.
– ты уйдешь в пустыню, – объясняют мне, – у нас не принято не оставлять людям никаких шансов на выживание, но в пустыне ты все равно долго не протянешь…
– а вот тебе мыло и веревка, ха, – говорит кто-то и вешает мне на шею тонкую коричневую бечевку, мыло забрасывает в мешок. Туда же кладут два или три пакета пластиковых пробирок.
– а пробирки зачем? – спрашиваю я, не удержавшись, но мне никто не объясняет.
А потом я оказываюсь на территории какого-то учреждения, на крыльце ещё одного пустынного здания, в котором мне надлежало быть. Территория вокруг здания окружена высоким каменным или кирпичным желтым забором с колючей проволокой. В углу, куда направлен мой взгляд, распахнутые пыльные решетчатые ворота… Сразу за забором располагается то первое здание, где мне пришлось побывать, и его видно в проеме ворот. Это охраняемая закрытая территория, хотя я не вижу никого, я знаю, что сюда никто не решается зайти, даже те, из первого здания… Я представляю себе, что будет если кто-то из пустыни сунется в открытые ворота, – его уничтожат ещё на входе. Я думаю про себя, как бы вели себя те люди из первого здание, если бы знали, куда я иду и куда имею доступ… Наверное, были бы более учтивы и почтительны.
***
Весь сон у меня не возникало почти никаких эмоций: ни страха, ни каких-либо порывов. Только пробирки удивили, а все остальное… Только равнодушие. Виды, местность и детали строений, правда, казались мне красивыми и необычными.
Автор: carevna, 16.9.2008
Я маленькая девочка лет 3-4 – х, симпотная малышка, со своим уровнем сознания просыпаюсь в палатке, которая находится в пустынном месте с белым песком, полной тарантулов и с одним большим, красивым и добрым персидским котом, мы оттуда линяем, кот вперед меня, но я его вовремя сцапала, он так нежно и мягко побил паучка по голове готовящегося нападать и вырубил его. Все я проснулась.
Автор: Афродита, 23.12.2010
Папа и я с мужем идем по пустыне. Не знаю, в какой точно стране, но где-то в азиатской части континента. Мы очень устали, т. К. Шлтине останавливаясь несколько часов по жаре. Пейзаж изменился. Теперь нас окружали голые скалы со множеством проходов. Папа сказал, что этот пейзаж одновременно хорош и опасен. Мы заинтересовались. Оказывается, хорош он для нас тем, что есть много затемненных уголков – можно спрятаться от солнца и бандитов (а их тут много), но и в любом укромном уголке могут прятаться те самые бандиты, которые нападают на путников.
Пап даже назвал той местности, где мы проходили и отметил, что тут водятся какие-то большие пеликаны, но мы пока их не видели. Идти через скалистые проходы было легче, только вместо постоянно светящего солнца теперь мы почти все время шли в темноте. Зато как только очередная пещера заканчивалась – мы сразу практически теряли зрение от яркости снаружи. В одном месте мы вышли, и даже сразу не поняли, почему глазам более менее комфортно. Я посмотрела на небо, но увидела только что-то белое, не более. Присмотревшись, я поняла, что над нами тот самый огромный пеликан. Его размеры где-то с большой жилой дом с минимум 3-мя подъездами. Вот это да, даже не представляла, что такое бывает.
Тут же мы увидели человека, мы уж былио хотели спрятаться в расщелину скалы, но он нас заметил и как-то без особой враждебности прошел мимо. А вот еще парочка и еще. Мы наверно в город пришли. Но папа сказал, что городов поблизости нет. А пришли мы вот куда. Веранда, как дорогой ресторан. Сидит богемная тусовка, белые скатерти, тончайшие бокалы на высоких ножках, любезные офицанты. А мы в потной жуткого вида одежде, на нас покосились очень неприязненно. Мы обошли эту часть веранды и попали на более экономичную. Я успела прочитать вывеску на входе – она была на русском "Караван-сарай". Ну понятно, это специально для путников. Я предложила всем остановиться и хотя бы поесть по-человечески.
Мы подощли в лотку в стиле телеги Елки-Палки. Папа с мужем наложили себе огромные тарелки, а я договорилась с папой, что попробую с его тарелки всего по чуть-чуть. Они пошли в кассу оплачивать, а меня за руку потянул некий местный житель. Подвел меня к восковой (или уж не знаю какой, но очень натуралистичной и в живой рост) сделанной фигуре местного жителя, который качал пальцем из стороны в сторону, как бы изображая несогласие. Я вопросительно уставилась на притащившего меня местного работника, мол, чего он этим хотел сказать, с чем из моих действий эта фигура не согласна. Он показал на мои короткие белые шорты, мол, тут нельзя в таком виде расхаживать. Так вот в чем дело, ну это почти что ерунда.
Автор: Георгий Ч.11.9.2011
За семью океанами, в глуби невиданной земли, за многими горами и долинами, протянулась безжизненно и неприветно пустыня, где высились испещрённые временем и неистовыми песчаными вихрями столпообразные каменные фигуры, где днём небо и песок раскалялись до бела и не было слышно ни звука, кроме треска раскалённых пород под палящими лучами, а вечером, после захода солнца, опускались и расцвечивали горизонт наэлектризованные лилово-пурпурные, самого фантастического вида сумерки. А ночью приходил жуткий холод, от которого даже камни, казалось, дрожали в ознобе – и кололись и трескались ещё звонче, чем трескается первый лёд под ногами неаккуратно ступившего; там, где ночью налетали несдержимые ураганные вихри, что бушевали потом до рассвета, когда над этим полем битвы ещё не рухнувших, но пощерблённых каменных столпов со всеми природными перепадами вновь не вставало ещё не накалённое, в розовых и абрикосовых лучах солнце – и всё повторялось заново, день за днём год за годом: ни частицы жизни, лишь силы стихий, лишь скалы, лишь ветер, лишь мелкий песок внизу и безмолвное небо сверху.
А в самом удалённом и затерянном краю этой поистине безбрежной пустыни, в предгорьях базальтовых скальных массивов, что высились тёмными остриями на многие и многие тысячи саженей вверх, в окружённой острыми, неприступными, неподвластными, казалось, не то что ветру, а даже времени пиками и кряжами местности стоял одиноко, прислонившись к подошве скальных нагромождений, глухой, без окон и порталов, неприступный, почти как сами горы, со стенами толщиной в три аршина и высотой в тысяча восемьсот, древний, никем уже давно не обследованный замок…