Природа зверя
Шрифт:
– Это наезд на отца? – уточнил охотник ревниво; Курт пожал плечами:
– Это пример. Только лишь. И вот вторая причина, по которой подобным личностям лучше блюсти одиночество: угрожай эти существа смертью лишь ему – как бы он поступил? Кто знает, быть может, решил бы принести себя в жертву и, рискуя жизнью, уничтожить вещь, могущую дать им такую власть и силу. Приносить в жертву ваши жизни он не стал – и пострадало дело. Они получили книгу. И, убив одного стрига, он не остался, дабы попытаться убить второго – потому что на нем висели вы. Но он был обывателем, он, в общем, был не обязан рисковать хоть чем-то; если же говорить обо мне подобных… Не думаю, что кто-то должен обрекать себя на выбор. Пострадает либо дело, либо
– Говоришь по собственному опыту?
– Мне делать выбор приходилось.
– И как поступил ты?
– Правильно, – отозвался Курт коротко; охотник болезненно сморщился:
– Ясно. И как спалось потом?
– Тогда дело касалось всего лишь сослуживца, но и это было… неприятно. Выбросить на помойку старую куртку, к которой притерпелся – и то бывает жаль, что говорить о людях, с которыми долго и невраждебно общаешься.
– Сравнить приятеля с поношенной шмоткой – это круто завернуто, – оценил Ван Ален. – А моего отца – с предателем идей человеческого единства.
– Он поступил как отец, – возразил Курт. – Спас потомство. Даже будучи охотником, он не принял на себя никаких иных обязательств, это его желание, его способ проводить время, скажем так, от которого он может отказаться в любой момент. Для меня – это служба и обязанность, но и я однажды смогу при желании уйти с должности. Дети же – навечно, пока жив. С этой работы не рассчитаешься.
– По твоей логике выходит, – угрюмо подвел итог Ван Ален, – что делать охотников из нас он тоже был не должен, ибо это ввергло нас в тот самый мир злобы и смерти, а значит, он нарушил отцовский долг и рискнул нашими жизнями.
– По моей логике этого не выходит, – возразил Курт заинтересованно, – однако кто-то тебе это уже говорил. Не сам ли он?
– Брат. С его слов заговорил и отец… Только это бред.
– Согласен.
– Этот мир смерти и злобы в нашу жизнь вошел сам, и отец лишь научился в нем выживать.
– Действительно.
– И раз уж так вышло – он обязан был научить и нас выжить в нем.
– Разумно.
– Он же не брал с нас клятвы кровью, что мы продолжим его дело – выбор остался за нами; брат ведь плюнул на это самое дело и ушел, и никто его за шиворот не хватал.
– В самом деле, – согласился он, и Ван Ален пристукнул ладонью по столу:
– Хватит!
– Как угодно, – передернул плечами Курт. – Мне всего лишь нечего возразить. В его жизнь вторглась смерть; где гарантии того, что она не вторгнется и в вашу, даже если порваться пополам и обеспечить вам государеву должность, жалованье мечты и счастливую семейную жизнь? Нет их, гарантий. Идя домой со службы, вы можете попасться на зуб голодному стригу или под клюку ведьмы в дурном расположении духа. Положение, в коем оказались все мы в этом трактире – яснейшее тому доказательство. Та зверюга явно не рассчитывала на то, что напорется, кроме охотника, еще и на двух инквизиторов; думаю, потому он и не предпринял до сих пор попыток напасть – он не ожидал, что мы сумеем поставить должным образом соблюдение безопасности… почти должным, как показала нынешняя ночь. Но куда хуже этой твари пришлось бы, если б все эти поборники мирной жизни были обучены своими отцами-параноиками хотя бы мало-мальски сносным приемам самозащиты.
– Так мой отец, по-твоему, параноик?
– Надеюсь, – откликнулся Курт, не запнувшись. – Для пользы дела.
– Но, продолжая твою линию – семьи я иметь не должен?
– Я предвзят, – заметил он. – И ты тоже. Те hominem [22] , посему поступишь, как поступает человек: последуешь природе.
– Ты тоже
– Я инквизитор.
– И что это значит? – уточнил охотник насмешливо. – Что ты природе не следуешь и зов натуры игнорируешь?.. Брось, Молот Ведьм; и ты не из железа сделан.
22
Ты (лишь) человек (лат.).
– Увы. Это было бы весьма кстати – меня можно было б выпустить на ликантропа с голыми руками.
– Как приятно, что вы о нем вспомнили, – заметил помощник негромко. – Не хотел бы прерывать столь занимательный экскурс в семейные отношения, однако возьму на себя смелость напомнить господам истребителям нечисти о существовании оной в непосредственной близости от нашего обиталища…
– Бруно, – поморщился Курт, и тот посерьезнел:
– В самом деле. Я привык доверять тебе в вопросах работы, я готов согласиться с тем, что господин великий охотник знает свое дело, однако мне как человеку несведущему неясны некоторые детали. К примеру, такая: не похоже, чтоб вы оба особенно тревожились о том, что происходит снаружи.
– И без того понятно, что, – пожал плечами Ван Ален. – Судя по всему, этот горе-вояка и в самом деле сумел задеть зверя – иначе не воображаю, как бы он смог добраться до двери, да еще с раненым на плечах. А коли так – около часу тварь будет зализывать себе рану; а если сумеет найти, чем подкрепиться, то и меньше. Однако вскоре рассвет, и строить планы на его месте я б не стал… И, раз уж зашла об этом речь, – вновь обратясь к Курту, поинтересовался охотник, – отчего это помощник инквизитора «несведущ» в подобных вопросах? Кстати замечу, я вообще не обнаружил особенной информированности в стане Господних служителей. Ведь вам по долгу службы приходится сталкиваться именно с такими вещами, а тут инквизитор в крупном городе на голубом глазу доказывает, что стриг сгорает от удара осиновым колом, а вервольфы боятся серебра.
– Печальный опыт? – уточнил Курт и, увидев, как Ван Ален покривился, усмехнулся: – Ошибаешься, Ян. По долгу службы нам приходится сталкиваться с благочестивыми старушками, добропорядочными бюргерами и приветливыми семейными парами, кои на поверку оказываются нечистью хуже вурдалака. Этому и учат. Служака из городской стражи тоже, скажу тебе, не в курсе того, что курфюрст такой-то тайком потрахивает племянницу и точит когти на Императора; он знает, что домушник Пошарь-ка позавчера был замечен на улице больших барышей, где и будет его ловить послезавтра. Когда привычки и стремления курфюрста станут известны с точностью, когда они будут иметь значение для жизни всего народонаселения, тогда служаку и поставят о них в известность.
– То есть?
– То есть, теперь, когда кое-какие сведения относительно стригов, ликантропов и магически настроенных господ и не господ в некотором роде упорядочены и подтверждены, когда упомянутые персоны вдруг зачастили появляться на людях – думаю, следующее поколение следователей порадует тебя своей осведомленностью. Сейчас, увы, должной информацией обладают лишь немногие. Информация же, Ян, это такая вещь, которая достается с трудом, особенно в нашем случае. На белом свете есть множество людей, которым известно то или другое, но это вполне может быть не известным нам, ибо люди эти распространяться о своих знаниях отчего-то не желают. Аd vocem [23] , мне что-то не доводилось видеть выстроившихся в очередь охотников, жаждущих поделиться добытыми данными со служителями Конгрегации.
23
К слову (лат.).