Природа зверя

© Попова Н.

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Рассказ «Ради всего святого» был написан еще в 2002 году, за четыре года до первой книги, когда никаких мыслей о чем-то большем еще не было. Можно сказать, что весь цикл «Конгрегация» впоследствии вырос именно из этого рассказа, написанного когда-то по наитию, спонтанно, из заложенной в нем идеи.

Когда дело дошло до публикации, присутствие

рассказа в «бумажной» серии все еще было под сомнением: ведь он не связан с событиями основного цикла напрямую, описанное в нем происходит за сорок лет до того, как по Германии пошел железным шагом инквизитор по прозвищу Молот Ведьм. Кроме того, в нем нет ни одного знакомого читателю героя. Но все же было решено, что рассказу в цикле быть. И быть именно сейчас, перед выходом шестого тома, в котором Курт Гессе начнет постепенное вхождение в Большую Игру, которую ведет Конгрегация – для более полного понимания как образа главного героя повествования, так и Конгрегации в целом. А также для того, чтобы увидеть, когда, в каких условиях и как всё начиналось.

Н. Попова

ТРИ БЕЗЛИКИЕ ФИГУРЫ

ХАНЦ ВОЛЬФ, травник

БАРБАРА ГРЕФ (упоминается)

ПАЛАЧ

СЕКРЕТАРЬ

ЭЛЬЗА ШВАГЕЛЬ (упоминается)

ТОЛПА (незримо присутствует)

Cмиренное свидетельство Барбары Греф перед Высоким судом и Всеблагим Господом:

«Я, подательница сего, в девятый день месяца августа года от Рождества Христова 1354 имела беседу с травником Ханцем Вольфом. Проходя мимо него полем, я услышала, как он просит меня дать ему яблоко из тех, что я несла в корзине. Я дала ему яблоко, побуждаемая христианским милосердием. Он же не отошел от меня, а стал вести разговор о том, что я бедна, а моя единственная родственница, дочь сестры моего покойного отца, удачно вышла замуж и теперь наслаждается земными благами. После Ханц Вольф стал мне говорить, что, если бы муж моей родственницы умер, оставив ей все свое состояние, и моя родственница умерла, оставив по завещанию все, что имела, мне, я бы стала богатой.

Он говорил долго и проникновенно, так что я, сама не зная почему, согласилась с его словами и сказала, что это было бы хорошо. Тогда Ханц Вольф спросил у меня, что бы я могла отдать, чтобы так все и случилось. Я в каком-то ослеплении сказала, что отдала бы все, что бы ни попросили у меня. Ханц Вольф на это ответил, что он может устроить все так, что и муж моей родственницы отпишет ей все, забыв про свою родню, и моя родственница отпишет все мне, забыв о детях своих, и что оба они умрут, и никто не увидит в том ничего подозрительного. Тогда я спросила, чего он за это желает. Ханц Вольф сказал тогда, что за это я должна буду дать ему денег из будущего наследства, сколько он запросит, и отдать ему детей моей двоюродной сестры, не спрашивая, для каких целей и что с ними сталось. И я на это согласилась.

Ханц Вольф тогда велел мне клясться моей душою, что я не нарушу договора, а если нарушу, он придет ко мне и заберет мою жизнь, а душу погубит. Я поклялась ему душою.

В пятнадцатый день того же месяца того же года я от соседки узнала, что муж моей родственницы упал на охоте с седла, и шея его сломалась, а все деньги стали принадлежать моей родственнице, и все его родственники оттого в страшном гневе и горе. Я испугалась, потому что увидела, что все исполняется, и стала молиться, прося Господа простить меня и смиловаться над моей родственницей и мною, и тогда Ханц Вольф явился мне. Но не во плоти, а как бы дым, призрак, и стал мне грозить, что убьет меня, а душу мою отдаст своему господину Дьяволу, которому он служит. Я испугалась еще больше и молиться перестала вовсе, ни ко сну, ни на рассвете, ни перед пищей не молилась.

А еще через день родственница моя слегла будто бы с нервной горячкой, и теперь жизнь ее уходит, а виновны в том я и Ханц Вольф. Смиренно прошу за то меня простить Господа Всеблагого и Высокий суд матери-церкви нашей, на чью милость теперь я уповаю и вручаю жизнь свою и душу ей и Высокому суду.

Готова повторить все написанное и сказанное секретарю Высокого суда снова и снова и засвидетельствовать пред Господом каждое слово, которое есть истинная правда».

– Я понимаю так…

Голос тихий и задумчивый, глубокий капюшон приглушает его еще больше, но под каменными сводами, где пока нет никого, кроме них троих, он звучит почти оглушительно.

– Я понимаю так, что речь п-пойдет о смерти адвоката Вернера?

– При условии, что в этих местах в последний раз умирали от падения с лошади на охоте в прошлом веке – да.

Фигура слева колыхнулась в тяжком вздохе, поменяв местами сложенные друг на друге ладони.

– Мы можем отложить допрос на час-другой, чтобы ты мог отдохнуть с дороги, брат.

– На том с-свете отдохну.

– Ну, как знаешь… Сейчас принесут все бумаги, изучишь дело в подробностях. Когда мы прибыли, нам тоже не удалось найти время для отдыха, сразу же приступили к допросу свидетельницы.

Второй вздох прозвучал уже не столько тяжко, сколько недовольно.

– Как же свидетельницы, если она прямая соучастница?

– Брат, она пришла к нам добровольно. Если бы не ее признание, никому и в голову не пришло бы, что здесь замешано колдовство. И после того, как ей позволили вернуться домой, ни разу не бывало, чтобы ей было велено явиться на допрос, а она это проигнорировала. Барбара Греф раскаявшаяся душа, и разве следует напоминать тебе, брат, что нам более, чем кому-либо, следует быть осмотрительнее в решениях?

– Не заводись. Я лишь не могу п-понять, к чему вы посылали за мной, если все и так ясно?

До этой минуты молчавшая фигура справа кашлянула с сомнением и поправила рукав, будто не зная, куда деть руки.

– Ясно-то оно ясно, да не ясно. Если б дело было лишь в том, чтобы просто вынести приговор преступнику, когда есть преступление, есть жертва и свидетель – тогда мы справились бы и вдвоем. Бывало и сложнее.

– Но?..

– Но здесь присутствует еще и неизвестный соучастник. Или расшатанные нервы свидетеля. Или излишнее рвение все того же свидетеля из-за этих расшатанных нервов… Да где же секретарь?