Природа. Человек. Закон
Шрифт:
Надеясь обезвредить стадо оленей от волков, в 1960 году начали на полуострове Таймыр тотальное истребление серых хищников. Ежегодно до 260 волков убивали с вертолетов. И вот результат, о котором читатель уже, очевидно, догадался: олени стали болеть. Через три года после войны, объявленной волкам, процент заболеваний оленей поднялся с 2 до 31.
В пятнадцать с липшим раз! Сколько потрачено человеческого труда, денежных средств (в миллион не уложишься!), горючего, а в итоге вместо 2 из 100 оленей болеют, считай, один из каждых трех. Их надо лечить: а то все поголовье оленей, пожалуй, вымрет. Значит — опять затрачивать человеческий труд и средства. Не год, не два — все время будущего существования оленей на Таймыре. Века? Или вновь заводить волков? Наверняка будет и дешевле, и эффективнее организации
Особенно показателен трагический пример плато Кайбаб в Аризоне.
В 1906 году страстный охотник, тогдашний президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт учредил на этом плато заповедник чернохвостых оленей. Как все охотники, он, конечно, ненавидел конкурентов и потому, для того чтобы уберечь бедного оленя от злых хищников, отдал приказ истреблять их беспощадно. Началось жестокое преследование койотов, пум, волков, рысей, закончившееся, конечно же, победой человеческой техники и огнестрельного оружия. Хищники были уничтожены подчистую: более 6 тысяч их пало в неравной схватке за 25 лет (значит первоначально их было не более 300–350, обитающих на плато ежегодно). Первые результаты были просто превосходны. С 3000 голов за десять лет стадо оленей выросло до 25 000 и продолжало неуклонно набирать темпы размножения. Еще через пять лет оно достигло уже 50 000 голов, еще через два года 60000!! И тут ударил первый звонок: была зарегистрирована смерть олененка от голода.
За эти 17 лет неимоверно для такой территории размножившиеся олени буквально съели всю округу: не только весь подлесок и подрост, но и на взрослых деревьях образовался «горизонт оленя» — обгрызано было все, куда голодные животные могли дотянуться. Почва горных лесов, ущелий и долин была сплошь вытоптана копытами, как на деревенской толоке.
Тут началось уже массовое уничтожение охраняемых оленей. Сама охрана, приглашенные профессиональные охотники палили что есть мочи из раскаленных докрасна стволов ружей. Не справились. Пригласили охотников-любителей, выкинув лозунг: «Патронов не жалеть!» Не жалели. Отстреляли всего 700 голов. Стадо продолжало расти. В 1926 году, девятнадцать лет спустя после начала охраны, оно составило уже 100 000 голов! Дальше, как говорится, ехать некуда. И действительно подошли к финалу; в последующие две зимы от голода пало 60 000 молодых оленей.
Четыре года спустя недосчитались еще 25 000, а к 1940 году осталось в оленьем стаде плато Кайбаб всего 10 000 оленей.
Но все же количество их стало больше первоначального! — торжествуя воскликнут охотники.
Ага, больше. Но ученые просчитали (что не так-то сложно, если ввести в ЭВМ известные данные естественной прибыли оленей от расплода и их убыли в результате нападений хищников), что если бы койоты, рыси, пумы и волки оставались на плато, объявленном заповедной зоной, то число оленей, достигнув уровня примерно в 30 000 голов (оптимальная плотность популяции на данной территории), благополучно все эти годы продолжало бы существовать в таком количестве и по сей день. Потому что растительность и почвы не были бы умертвлены сверхплотным поголовьем оленей. И они остались бы целы, и волки сыты. И не надо бы было затрачивать громадных средств.
Вы думаете трагедия на плато Кайбаб в 20-30-х годах научила чему-нибудь людей? Как бы не так! Они снова стали усиленно охранять поредевшее стадо оленей и к середине 50-х годов оно вновь выросло до 40 000 (растительность было снова оправилась за 15 лет). Хорошо еще на помощь пришла Природа — грянула катастрофическая засуха и зимою 1955 года пало 28 000 оленей. Сразу. Осталось 12 000. То, что может прокормить поредевшая и так и не оправившаяся растительность плато Кайбаб.
Вы думаете, об этой печальной истории не знают у нас те, кто с пеной у рта добивается увеличения ассигнований на отстрел хищников? Вы думаете, они не знают, что в лесах центральных районов страны, где волков и медведей совсем нет или они редки из-за постоянного истребления, лоси, расплодившись сверх меры в недоступных для подъезда охотников местах, не только уничтожают подлесок и подрост, но и окольцовывают сосны и ели на десятках тысяч гектаров, сдирая молодую кору? Знают, еще как знают! Лесоводы им все уши прожужжали. И все же продолжают спускать все увеличивающиеся планы истребления хищников и выделять громадные средства на выполнение этих планов и выплату премий.
Может быть, кому-то покажется излишним это многоглаголание о том, что даже пню понятно. Но об этом надо говорить и говорить, чтобы хоть как-то пробить глухие не уши, а души. Вот и сегодня, двадцать пять лет спустя после печально окончившегося опыта на Таймыре (а о трагедии Кайбаба уже в то время знали!), во всех охотничьих хозяйствах страны готовят километры окладных флажков, заряжают патроны крупной картечью, раздобывают и бережно укладывают в охотничьи сумки запаянные ампулы (чтобы не пахло) с ядами, пересчитывают лапки убитых хищных птиц и прикидывают общие суммы вожделенных премий.
Хорошо еще, что им до нашего с вами леса не добраться. Стоит он, как стоял сотни, а может и тысячи лет, и все эти годы идет в нем, бурлит живая жизнь.
Вон белка. Со свистом взлетела по голому стволу сосны на тридцатиметровую высоту, перебралась по ветвям поближе к острой вершине ели, перемахнула на нее, скрылась было в густоте хвои, но тут же выскочила и опрометью бросилась прочь. Что так напугало ее?
На земле — лиса. Появилась из кустов, идет легко и грациозно, словно не она только что стремительным карьером неслась к зазевавшейся, как ей казалось, белке. Осторожно, лисичка! Держись от этой ели подальше: можешь поплатиться пушистой шкуркой.
В самой густоте, на толстой еловой лапе, недвижно распласталась рысь. Кошачьи немигающие глаза застыли в напряженном ожидании. Нет, далеко прошла лиса, не настичь. И тотчас все рыжее тело, не шелохнувшись, расслабилось. Вокруг шныряют синички, скользит по стволу дятел, прикладывая к коре ухо, прислушиваясь, нет ли какого скрипа внутри. Рысь и ухом не ведет: нестоящая добыча, все равно не поймать. А вот теперь пора уходить. Залезла под полог ветвей сорока и обрадованно застрекотала: «Ой, смотрите — рысь! Редкостное зрелище. Прилетаю, ничего не подозревая, смотрю, кто это? А это рысь!! Слышите — здесь рысь!» Весь лес оповестит пустомеля, чтоб ей!
Рысь с досадой спрыгивает на землю, плавно скользит по земле, уходя. Но разве отвяжешься от этой зануды!! Перелетает с дерева на дерево вслед и тараторит без умолку, предупреждая: «Прячьтесь, уходите прочь, рысь идет, рысь!!» Рысь скользнет в густой кустарник, затаится, терпеливо переждет, пока сороке не надоест взывать всем и каждому, пока не отстанет наконец она. И снова отправится искать, настороженно напрягаясь ждать — и часто не дожидаться — добычу.
Лисичке легче. Намышковалась, наелась сама и четыре мыши несет домой. Чуть придавленные, они свисают из пасти, поматываются на ходу. Лисья нора расположилась на южном склоне овражка, по которому течет маленький, часто пересыхающий ручеек. Некогда это была нора барсука — тщательно ухоженная, основательно, со многими ходами в разные стороны, построенная у корней большой сосны. Лисичка сначала деликатно заняла один из ходов — мне много не надо: лягу на лавочку, хвостик под лавочку, места не займу лишнего — расширила, превратила в удобную нору, обзавелась семейством. Тут и пришел конец безмятежному, спокойному житию барсука. Лисята шныряют где попало, тявканье и визг стоят иной раз такие, что глаз не сомкнешь. Ну, коммуналку устроила! А вонища — не приведи господи! Не выдержал степенный и рассудительный барсук, ушел из собственного дома строить новое себе жилье. Лисичка проводила его недоуменным взглядом: и что еще искать пошел? Так хорошо, мирно жили. И принялась обживать опустевшие апартаменты. Хорошо. Просторно!
Подойдя к одному из входов, лиса положила мышей на землю, прислушалась, пришохалась, огляделась и только тогда позвала. Из норы выскочили лисята, и — носиться вокруг матери. Мыши начали оживать, подбирать под себя распластанные лапки, одна вдруг шмыгнула прочь. Чем и обратила на себя внимание лисенка, ринувшегося вслед забавно катящемуся пушистому шарику. Только приблизился, а мышка вильнула в сторону и прибавила ходу. Лисенок по инерции проскочил несколько шагов, развернулся и помчался вслед. Очень ему понравилась увертливость шарика — можно и так и эдак показать, какой ты ловкий и смышленый. На одном из этапов игры лисенок, не соразмерив своей и мышкиной массы, прыгнул, обрушился всем телом, а когда встал, мышка больше не двигалась.