Люблю я берег сей пустынный,Когда с зарею лоно водЕго, ласкаясь, обойметДугой излучистой и длинной.Там в мелководье, по песку,Стада спустилися лениво;Там темные сады в рекуГлядятся зеленью стыдливой;Там ива на воды легла,На вервях мачта там уснула,И в глади водного стеклаИх отраженье потонуло.1838Санкт-Петербург
Сон
Когда ложится тень прозрачными клубамиНа нивы желтые, покрытые скирдами.На синие леса, на влажный злак лугов;Когда над озером белеет столп паровИ в редком тростнике, медлительно качаясь,Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь, —Иду я под родной соломенный свой кров,Раскинутый в тени акаций и дубов;И там в урочный час с улыбкой уст приветныхВ венце дрожащих звезд и маков темноцветныхС таинственных высот воздушною стезейБогиня мирная, являясь предо мной,Сияньем палевым главу мне обливаетИ очи тихою рукою закрывает,И, кудри подобрав, главой склонясь ко мне,Лобзает мне уста и очи в тишине.1839
Зимнее утро
Морозит.
Снег хрустит. Туманы над полями.Из хижин ранний дым разносится клубамиВ янтарном зареве пылающих небес.В раздумии глядит на обнаженный лес,На домы, крытые ковром младого снега,На зеркало реки, застынувшей у брега,Светила дневного кровавое ядро.Отливом пурпурным блестит снегов сребро;Иглистым инеем, как будто пухом белым,Унизана кора по ветвям помертвелым.Люблю я сквозь стекла блистательный узорКартиной новою увеселять свой взор;Люблю в тиши смотреть, как раннею пороюДеревня весело встречается с зимою:Там по льду гладкому и скользкому рекиСвистят и искрятся визгливые коньки;На лыжах зверолов спешит к лесам дремучим;Там в хижине рыбак пред пламенем трескучимСухого хвороста худую сеть чинит,И сладостно ему воспомнить прежний быт,Взирая на стекло окованной пучины, —Про зори утренни и клики лебедины,Про бури ярые и волн мятежный взрыв,И свой хранительный под ивами залив,И про счастливый лов в часы безмолвной ночи,Когда лишь месяца задумчивые очиПроглянут, озлатят пучины спящей гладьИ светят рыбаку свой невод подымать.1839, Санкт-Петербург
Раздумье
Блажен, кто под крылом своих домашних ларВедет спокойно век! Ему обильный дарПрольют все боги: луг его заблещет; нивыЦерера озлатит; акации, оливыВетвями дом его обнимут; над прудомПирамидальные, стоящие венцом,Густые тополи взойдут и засребрятся,И лозы каждый год под осень отягчатсяКистями сочными: их Вакх благословит…Не грозен для него светильник эвменид:Без страха будет ждать он ужасов эреба;А здесь рука его на жертвенники небаПовергнет не дрожа плоды, янтарный мед,Их роз гирляндами и миртом обовьет…Но я бы не желал сей жизни без волненья:Мне тягостно ее размерное теченье.Я втайне бы страдал и жаждал бы поройИ бури, и тревог, и воли дорогой,Чтоб дух мой крепнуть мог в борении мятежномИ, крылья распустив, орлом широкобежным,При общем ужасе, над льдами гор витать,На бездну упадать и в небе утопать.1841
Прощание с деревней
О други! прежде чем покинем мирный кров,Где тихо протекли дни нашего бездельяВдали от шумного движенья городов,Их скуки злой, их ложного веселья,Последний кинем взгляд с прощальною слезойНа бывший наш эдем!.. Вот домик наш укромной:Пусть век благой пенат хранит его покойИ грустная сосна объемлет ветвью темной!Вот лес, где часто мы внимали шум листов,Когда сквозит меж них луч солнца раскаленной…Склонитесь надо мной с любовью вожделенной,О ветви мирные таинственных дубров!Шуми, мой светлый ключ, из урны подземельнойШуми, напомни мне игривою струейМечты, настроены под сладкий говор твой,Унывно-сладкие, как песни колыбельны!..А там – там, на конце аллеи лип и ив,Колодезь меж дерев, где часто, ночью звездной,Звенящий свой кувшин глубоко опустив,Дочь поля и лесов, склонясь над темной бездной,С улыбкой образ свой встречала на водахИ любовалась им, и тайно помышлялаО стройном юноше, – а небо обвивалоЗвездами лик ее на зыблемых струях.1841
«Для чего, природа…»
Для чего, природа,Ты мне шепчешь тайны?Им в душе так тесно,И душе неловко,Тяжело ей с ними!Хочется иль словом,Иль покорной кистьюСнова в мир их кинуть,С той же чудной силой,С тем же чудным блеском,Ничего не скрывши,И отдать их миру,Как от мира принял!<1845>
К. Богаевский. Пустыня. Сказка. 1903
Весенний бред
М.П. З<аблоцкому-Десятовском>уЗдорово, милый друг! Я прямо из деревни!Был три дня на коне, две ночи спал в харчевне,Устал, измучился, но как я счастлив был,И как на счет костей я душу освежил!Уж в почках яблони; жужжат и вьются пчелы;Уж свежей травкою подернулась земля…Вчера Егорьев день – какой гурьбой веселойДеревня выгнала стада свои в поля!Священник с причетом, крестом и образамиМолебен отслужил пред пестрыми толпамиИ, окропив водой, благословил стада —Основу счастия и сельского труда.И к морю я забрел: что плещутся уклейки!В бору застиг меня весенний первый гром,И первым дождиком облитый, как из лейки,Продрогши, ввечеру согрелся я чайкомВ трактире с чухнами среди большой дороги.Но сколько испытал я в сердце новых чувств!Продумал сколько дум о мире и о Боге,Проверил наши все теории искусств,Все перебрал, о чем с тобой мы толковали,Искали истины – и беспощадно врали!Поверишь ли, мой друг, что на коне верхом,Или ворочаясь в ночи на сеновале,Меж тем как вкруг шумел весь постоялый дом,Проезжие коней впрягали, отпрягали,И подле же меня до утренних лучейЯ слышал чавканье коров и лошадей, —Я, друг мой, нашу всю науку пересоздал!Ученым и тебе – всем по заслугам воздал!Я думал: Боже мой! Ну вот, меж тем как яС душою, раннею весною обновленной,Так ясно вижу все, и разум просветленныйОтвагой дышит, полн сердечного огня, —Ты, в душной комнате, боясь сквозного ветру,О мире, может быть, систему сочинил…О, вандал! Ты весну не сердцем ощутил —Прочел в календаре, узнал по барометру!Ведь так и с истиной в науке-то у вас!Вы томы пишете, начнете свой рассказС ассириян, мидян и кончите Россией, —И что ж? Толкуя нам, как думали другие,Сказали ли хоть раз, как думаете вы?Ну что бы подойти к предмету просто, прямо,Чем споры древних лет поддерживать упрямоС надменной важностью бессмысленной совы?О, эрудиция! О, школьные вериги!Да что за польза нам, что поняли вы книги!Нет, дайте истины живое слово нам,Как виделась она старинным мудрецамЕще блестящая восторгом вдохновеньяИ окропленная слезами умиленья!Она – дитя любви и жизни, – не труда!Ученость ведь еще не мудрость, господа!Системы, сшитые логически и строго, —Хитро созданный храм, в котором нет лишь – бога!Но, впрочем, вы враги восторга и мечты!Вы – положительны! Для вас в науках точностьРучательство за их достоинство и прочность,И, изучая жизнь, что вам до красоты!«Все бред, что пальцами ощупать невозможно!Нам греки не пример: они учились житьИ мир
невидимый старались объяснить;Мы ценим только то, что твердо, непреложно», —И в цифрах выразить готовы вы весь мир!..Что я пойму, когда, описывая пир,Ты скажешь – столько-то бутылок осушили?Нет, было ль весело, скажи, и как вы пили?И в грязном кабаке бутылкам тот же счет,Что у дворецкого в Перикловом чертоге,Где пировал Сократ и поучал народО благе, красоте и о едином боге.И много стоит вам и муки и трудов,Найти у греков счет их сел и городовИли республик их определить доходы…О, близкие еще к младенчеству народы!Ведь о грамматике не думали они,А пели уж стихи великой Илиады,И эта песнь жива еще по наши дниИ служит нам еще, как ключ в степи, отрадой…Я каюсь, милый мой, брани меня, ругай,Иль действием весны на разум объясняй,Но мысли странные в уме моем рождались,Представил живо я наш непонятный век,Все, что мы видели, чем жили, вдохновлялисьИ, как игрушкою наскучив, в быстрый бегОт старого вперед все дале устремлялись;Припомнил лица я, и страсти, и слова,И вопль падения, и клики торжества,Что вырывалося внезапно, вдохновенно,Что было жизнию, казалось, всей вселенной,В чем каждому из нас была и роль, и честь, —И вдруг подумал я – пройдет столетий шесть,И кинется на нас ученых вереница!..Я думал – Боже! как их вытянутся лица,Когда в громаде книг, что наш оставит век,Ища с трудом у нас Сократов и Сенек,Найдут какие-то печальные заметки —Сухого дерева раскрошенные ветки!Увидят кипы книг, истлевшие в пыли,Где правила ремесл в науки возвели;Там сочинение, под коим гнется полка, —«О ценности вещей в правленье Святополка».Увидят, что у нас равно оцененыЗа остроту ума и реалист, и мистик;Там цифры мертвые безжизненных статистик,Романы самые статистикой полны…Найдут, как тщилися тугие корнесловыЯзык наш подвести под чуждые оковы;Откроют критиков и важных, и смешных;Грамматиков – и, ах! несходство между них!Историков идей, историков событий,Историков монет, историков открытий…Но, исчисляя тут познаний наших круг,Одну припомнил я науку, милый друг,И так захохотал среди ночного мрака,Что спавшая в сенях залаяла собака.Ведь мало нам наук и сложных, и простых!Нам мало даже книг, хоть перечесть их мука!Для нас нужна еще особая наука —История… чего?.. Да этих самых книг!..Но мой шутливый смех и грустию сменялся,И с горем пополам, ей-богу, я смеялся,Покуда крепкий сон меня не уломал.Когда ж проснулся я, восток зарей сиял,Летели облака с зардевшими краями,Как полчища, пройти пред царскими очамиГотовые на смотр; и несся пар седойНад сталью озера; земля ночным морозомБыла окреплена с подмерзнувшей травой,И тонкий лед звенел, дробяся под ногой.Пора уж двигаться ночевщикам-обозам!Взъерошенный мужик уж вылез на крыльцоРасправить холодком горячее лицоИ мрачно чешется… Там мальчуган пузатыйВпросонках поднялся и выскочил из хаты,И стал, как Купидон известный у ключа…Весь дом задвигался, зевая и ворча.Пора на рынок в путь ленивому чухонцу…Телеги тронулись… И мне коня! И в путь!Куда?.. Куда-нибудь! Да хоть навстречу солнцу!О, радостная мощь мою подъемлет грудь!Дыханье так свежо и вылетает паром!И мысль во мне кипит, светлея и горя,Как будто глянула и на нее заря,Пылающая там, по небесам, пожаром!Как будто кто-то мне таинственно шептал,Когда вчерашний бред я свой припоминал,И – «радуйся! вещал, что ты рожден поэтом!Пускай ученые трудятся над скелетом,Пусть строят, плотники, науки прочный храм!Мысль зданья им чужда, – но каждый пусть келейникНесет соломинку на общий муравейник!Ты ж избран говорить грядущим племенамЗа век, за родину! Тебе пред светом целымГлаголом праведным и вдохновенно смелымИх душу возвестить потомству суждено!Ученым – скорлупа! Тебе, певец, зерно!В тебе бьет светлый ключ науки вечно новой!В тебе живая мысль выковывает слово —Пусть ловят на лету грамматики его:Оно лишь колыбель созданья твоего!Пускай родной язык непризванные мучат,На чуждый образец его ломаться учат,Клеймят чужим клеймом и гнут в свое ярмо:Ты видишь, точно конь он дикий не даетсяИ в пене ярости и бесится, и бьется,И силится слизать кровавое клеймо.Но как он вдруг дохнет родных степей разгуломПод ловким всадником! Как мчится по полям!Ведь только пыль змеей виется по следам,И только полнится окрестность звонким гулом!»1853
«Нет, не для подвигов духовных…»
Нет, не для подвигов духовных,Не для спасения душиЯ б бросил мир людей греховныхИ поселился бы в глуши, —Но чтоб не видеть безрассудстваИ ослепления людей,Путем холодного распутстваБегущих к гибели своей.Нет, с правдой полно лицемерить!Пора решиться возгласить:В грядущем – не во что нам веритьИ в жизни нечего любить!Одно безмолвие природы,Поля и лес мне могут дать,Чего напрасно ждут народы, —Спокойной мысли благодать.1853 или 1854
Пейзаж
Люблю дорожкою лесноюНе зная сам куда брести;Двойной глубокой колееюИдешь – и нет конца пути…Кругом пестреет лес зеленый;Уже румянит осень клены,А ельник зелен и тенист;Осинник желтый бьет тревогу;Осыпался с березы листИ, как ковер, устлал дорогу…Идешь, как будто по водам, —Нога шумит… а ухо внемлетМалейший шорох в чаще, там,Где пышный папоротник дремлет,А красных мухоморов ряд,Что карлы сказочные, спят…Уж солнца луч ложится косо…Вдали проглянула река…На тряской мельнице колесаУже шумят издалека…Вот на дорогу выезжаетТяжелый воз – то промелькнетНа солнце вдруг, то в тень уйдет…И криком кляче помогаетСтарик, а на возу – дитя,И деда страхом тешит внучка;А хвост пушистый опустя,Вкруг с лаем суетится жучка,И звонко в сумраке лесномВеселый лай идет кругом.
Осень
Два раза снег уж выпадал,Держался день и таял снова…Не узнаю леска родного —Как светел он, как редок стал.Чернеют палки гнезд вороньихНа дереве; кой-где дрожитОдин листок, и лес молчит…А утопал он в благовоньях,И лепетал, и зеленел,В грозу шумел, под солнцем зрел.И все мне здесь твердит уныло:И ты пройдешь огонь земной,И захиреешь ты душойЕще, быть может, до могилы.Нет, – тайный голос мне звучит, —Нет, что-нибудь да устоитВо мне в крушенье прежней силы,Как эта царственная ель,Еще блестящая досельВ своем зеленом одеянье, —Не ум, так сердце; не оно —Так чувство чистое одно,Одно отрадное сознанье,Что путь свой честно я свершилИ для чего-нибудь да жил.1853 или 1854