Природы вечный взгляд. Любовь и поэты
Шрифт:
В первой же строчке автор обращается к письму как к живому, способному ощущать физическую и душевную боль. Первые три строчки – это вступление в драму, объяснение причины события – сожжения письма: она велела! Но «долго медлил» он, «не хотела рука предать огню все радости» его. Ясно, что должна разыграться трагедия с конфликтом любви и смерти (огонь стал символом смерти).
Первое
Как обычно, в лирических созданиях Пушкина господствует лаконизм, достигается он поэтом исключительно владением точностью языковых моментов: кульминация страшного действия передана глаголами (вспыхнули, пылают, свершилось) и страдательными причастиями прошедшего времени (сожжённое, расплавленный), а смятенные чувства героя передаются существительными, характерными не для лирического монолога, как здесь, а для оды или сакрального текста: в тот же момент кульминации конфликта звучит восклицание: «О провиденье!» Вся лексика стихотворения служит одному: передаче динамики, острой, напряжённой, в борьбе жизни и смерти. Здесь нет места описаниям, а рассуждения минимальны, потому что «Сожжённое письмо», как произведение искусства в мире художественной литературы, эпоса, лирики, драмы, имеет одну душу для всех этих видов – драму, т. е. драматическое действие. Исторический пример, рассказанный Лессингом, немецким драматургом, теоретиком искусства, философом, в книге «Лаокоон», даёт об этом представление.
Гомер в «Илиаде» не стал описывать во вех подробностях, а они для древних были очень важны, великолепный щит Ахилла – великий поэт античности воспроизвёл то, как создавал Гефест этот щит: Гомер представил людям процесс, движение действий Гефеста, т. е. драму, событие. Пушкин поступил так же, превратив стихотворение в драму, которая явственно делится на акты, имеет конфликт, кульминацию и развязку трагедии. Финал дан поэтом в двух моментах того, что произошло: первый – завершение сожжения письма, второй – то, что испытывает герой после разрыва с любимой и гибелью письма, символа любви.
…Тёмные свернулися листы;На лёгком пепле их заветные чертыБелеют…Первый – момент финального действия. И второй момент – завершение монолога о сожжённом письме:
…Грудь моя стеснилась. Пепел милый,Отрада бедная в судьбе моей унылой,Останься век со мной на горестной груди…Как видим, Пушкин заканчивает свою лирическую миниатюру-трагедию с тем же светом, какой мы ощутили в подобных его произведениях со сложным драматическим действием.
И вновь оптимизм трагедии: любовь не погибла, она навеки осталась с героем. Подтверждением этой мысли, вытекающей из финала «Сожжённого письма», является стихотворение «Прощание», написанное 5 октября 1830 года в Болдине. Оно завершает цикл поэтических посланий Пушкина Елизавете Воронцовой: «В последний раз твой образ милый дерзаю мысленно ласкать… И с негой робкой и унылой твою любовь воспоминать». Вместо более частых четырёх строчек в строфе, поэт обращается к пятистрочию. Видимо, ему хотелось с каждой новой мыслью что-то уточнить, повторить, подчеркнуть ещё одной рифмой. Этот, казалось бы, формальный момент передаёт взволнованность Пушкина, который, возможно, ощущает прощание и с молодостью, что можно обнаружить в его письмах.
Стихотворение «Прощание» полно удивительной нежности, доверительности, даже исповедальности, но одновременно в нём философские мысли о трагичности нашего бытия. Поэт, видно, уверен, что свидеться им не придётся, и тема памяти звучит с явственным трагизмом:
Конец ознакомительного фрагмента.