Прирожденная ведьма: Ад
Шрифт:
И вот я на самом краю.
Жар Бездны обжигает кончики пальцев.
А камень удивительно холодный.
Передо мной доска. Она действительно узкая. Ступня и то не поместится целиком. А мне надо по ней пройти туда. Может быть и обратно. Не знаю и не узнаю пока не перейду на ту сторону.
Под ногами сахарной ватой клубится огонь. Я совсем не слышу его рева. И я не боюсь. Пламя притягивает меня. Закрываю глаза и ступаю на доску. Поднимаю руки в вверх и развожу в сторону.
Как тот силуэт, поглощенный огнем.
Повторю ли я его путь или пройду собственный?
Каждый шаг приближает меня к ответу.
И это безумие. Чистое. Пьянящее. Его все больше. Оно упоительным жаром наполняет меня, растекаясь по венам легкого, словно пушинка, тела.
Я распахнула глаза.
Где?
Посередине.
И самое время сделать выбор.
Я знаю нечто важное.
Но почему-то не помню.
Но я должна...
Красивое?
Нет.
Опасное?
Нет.
Рядом?
Нет.
А где тогда?
Все ответы на другой стороне.
Могу... Могу?
Я резко опускаю взгляд вниз.
И стою опустив руки.
Бездна опаляет лицо. Оно горит. Скручиваются брови. Ресницы. Густой запах истлевших волос. Я делаю жадный вдох. У раскаленного воздуха нет вкуса и запаха. Он обжавшиеся легкие и заставляет кровь кипеть. Глаза пересохли, но я упрямо продолжала изучать завитки огня. Те, как живые картины, показывали то, что хотел видеть смотрящий: лица, события, эмоции... Безупречно гротескные, они просили, умоляли, требовали и звали.
Кого?
Что?
Я сглотнула, разорвав в кровь губы.
И я поняла...
– Как вы, асэра?
– Что?!
– на меня внимательно смотрел старый торговец.
– К-как я здесь оказалась?
– я не помнила обратного пути. Часть дороги туда тоже стерлась.
– Также как и все, - его слова ничего не прояснили. Однако, я поняла - расспрашивать дальше бесполезно.
Черт довел меня до машины. Усадил и накрыл невесть откуда взявшимся пледом. Тронул с места.
– Вы узнали что хотели, асэра?
– Да. Я нашла ответы на свои вопросы, - но пока не успела испугаться, а уже надо.
Ну и влипла же я... Даже не с корабля на бал - где-то в промежутке свалилась в выгребную яму.
– И что вы намерены делать?
Я усмехнулась. Вот это как раз очевидно.
– Бежать отсюда, - мрачно выдохнула.
– И как можно скорее...
Лев держал за горло правонарушителя. Ноги карманника болтались в воздухе, руки плотно сомкнулись на лапище оборотня. Человек хрипел и возил плечами по спине, силясь освободиться, но химероид держал крепко. Но лице капитана блуждала какая-то садистская улыбка, а в глаза не рискнул бы смотреть сам Кличко старший. Бешеные, голубые со зрачками-точечками они вызывали безотчетный ужас. Такие глаза могли принадлежать убийце, но никак не тому, кто должен от них защищать.
Прочие полицейские в отделении не вмешивались. Вытянувшись по струнке они замерли вдоль стены, выстроившись по росту и косились на происходящее. Один посмелее дернулся...
– Ссстоять!
– прошипел полицейский.
Смелый вернулся на место и словно муха прилип к стене. За последний месяц небольшой дружный коллектив дежурной части твердо уяснил: если капитан что-то просит, то следует выполнять в точности и незамедлительно. Иначе... Капитан очень хорошо знал нормативы физической подготовки. А еще он знал, как заставить стадвадцатикилограммового сержанта сдать их с первого раза прямо на станции метро. Несущийся на всех парусах поезд хорошее подспорье для улучшения физической формы!
Полицейские не знали, что произошло в точности. Просто после отпуска их любимый капитан-тихоня вернулся слегка подпорченным. Первые дни он еще был способен сдерживаться, но после его крыша сказала аревидерчи и укатила в длительное кругосветное путешествие. Пешее. И судя по поведению Льва Толстого недели спустя где-то в Папуа Новая Гвинея ее с удовольствием схомячили дикари. В общем, по мнению всех сотрудников дежурной части, капитан вставил им палки во все движущие части тела.
Спрашивать о причинах подобных изменений было неэтично, но полицейские все равно лезли. Кроме того опасно, как вскоре все уяснили. Можно было и штрафные пятьдесят отжиманий схлопотать за излишнее любопытство. Или советы в духе: сходи валерьяночки попей. В итоге валерьяночкой отпаивались умники и, успокоившись, шепотом сказки забавные рассказывали, что у капитана глаза зеленым в полумраке светятся, а во рту аж три ряда акульих зубов произрастают!
Да, иногда Лев позволял терять над собой контроль.
Хорошо, часто.
Но если быть совсем честным, то рычал на кого-нибудь Толстой каждый день, а если было не на кого, то на следующий кому-то доставалось в два раза больше.
Дома оборотень закрывался в своей комнате и не показывался на глаза родным. Им он не хотел причинять боль. Но и в их сочувствии не нуждался. В том, что произошло капитан винил только себя. Ну, может быть чуть-чуть господина Мазаринина.
Мария...
Ее убили на их глазах.
Чертов синеглазый демон!
Оборотень жил только желанием убить его. А возможность... Все совершают ошибки.
– Отпусти, начальник, богом клянусь, не брал я ничего!
– карманник почти задохнулся в объятиях полицейского.
Лев разжал пальцы.
Это не тот, кто ему нужен. В последнее время часто приходится себе об этом напоминать.
– Наручники. Допросить, - распорядился Толстой.
– И держите эту падаль подальше от меня, - мужчина брезгливо отряхнул руки.