Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе
Шрифт:
Одновременно с письмами Флиссу Фрейд пишет, что первоначально объект воспринимается Эго в связи с ощущением боли: «На первом месте находится восприятие объектов, заставляющих пронзительно кричать/вопить от причиняемой ими боли» («Project», 1950a [1895]: 366). Позднее, в работе «Инстинкты и их превратности» (Freud, 1915с), Фрейд связал возникновение ненависти с болью, ассоциированной с различными аспектами объекта, которые могут считаться любящими, если приносят удовольствие, и ненавидящими, внушающими отвращение, если становятся источником неудовольствия. Таким образом, Фрейд объяснял возникновение ненависти к объекту травматическими, болезненными ситуациями между ребенком и матерью, которые воспринимаются как угроза физической жизни и выживания человека; эти
В 1905 году Фрейд напрямую связал приступы тревоги у ребенка с переживанием отсутствия любимого человека: «Происхождение тревоги у детей связано ни с чем иным, как с выражением переживания чувства утраты человека, которого они любят» (Freud, 1905d, p. 224). Опираясь на наблюдения за трехлетним мальчиком, который боялся темноты, Фрейд сформировал свою точку зрения и сделал заключение: «На самом деле он боялся не темноты, а отсутствия кого-то любимого; он был уверен, что будет утешен, как только убедится в присутствии этого человека» (p. 224, сноска). Хотя Фрейд явно приписывал эту детскую тревогу отсутствию любимого человека, в своих теоретических объяснениях он остался верен идее о том, что тревога происходит вследствие непосредственных трансформаций неудовлетворенного либидо. Но в 1926 году он окончательно вернулся к идее о том, что происхождение тревоги связано со страхом сепарации и утраты объекта – не только у детей, но и у взрослых.
Подобные взгляды Фрейд использует в последующих размышлениях о ребенке, играющем с катушкой для того, чтобы воспроизвести исчезновение и появление отсутствующей матери. Это описание стало предметом многочисленных комментариев в психоаналитической литературе. В этом отношении я хотел бы обратить внимание на заметки самого Фрейда по поводу идентификации ребенка с матерью и его описание игры в появление и исчезновение перед зеркалом. Это представляет собой типичную защиту от идентификации с утраченным объектом, описанную им в 1917 году, которую также можно считать и «идентификацией с фрустрирующим объектом» (Spitz, 1957), и средством трансформации пассивности в активность (Valcarce-Avello, 1987).
Существует или не существует в начале жизни младенца или ребенка фаза, в которой он еще не может дифференцировать себя от других (нарциссическая фаза), и может ли восприятие других, как отличных от себя (объектная фаза), быть последующим этапом в развитии ребенка?
Несколько раз на протяжении своей профессиональной деятельности Фрейд менял толкование понятия «нарциссизм». Первоначально он использовал термин «нарциссизм» для обозначения отношений, в которых человек использует свое тело как сексуальный объект (Freud, 1914с). Позже, после введения второй топографии, Фрейд противопоставлял первичное нарциссическое состояние без объектов объектным отношениям. Он называет это исходное состояние «первичным нарциссизмом» и характеризует его как раннюю стадию развития, которая длится достаточно долго, в которой Эго и объекты неотделимы друг от друга и прототипом которой является внутриутробное состояние (Freud, 1916-17, p. 417). Он сохраняет идею нарциссизма через идентификацию с объектами, которую называет «вторичным нарциссизмом».
Однако Фрейд обращает внимание на то, что он никогда не располагал клиническим материалом, подтверждающим существование первичного нарциссизма, и что его идеи базируются на теоретических соображениях и наблюдениях за примитивными народами. Как мы уже констатировали в предыдущей главе, проблема существования или отсутствия фазы первичного нарциссизма остается дискуссионной и продолжает оказывать влияние на основные психоаналитические теории объектных отношений.
«Печаль и меланхолия» (1917е [1915])
В работе «Печаль и меланхолия», написанной в 1915 году одновременно с «Метапсихологическим дополнением к теории сновидений», но не опубликованной до 1917 года, Фрейд исследовал реакции людей на реальные ситуации утраты объекта или разочарования, вызванного любимым человеком, или утрату идеала: почему одни люди реагируют скорбной печалью, которую они со временем преодолевают, а другие становятся жертвой депрессии (именуемой в то время меланхолией) [Strachey, 1957; Laplanche, 1980].
Фрейд отмечал, что, в отличие от нормальной скорби, которая переживается преимущественно на сознательном уровне, патологическая скорбь развивается бессознательно. Он обращает внимание на меланхолическую ингибицию, которую он приписывает утрате Эго в результате утраты объекта. Меланхолия также сопровождается самообвинениями, которые могут достигать даже уровня бредового ожидания наказания.
Со свойственной ему интуицией Фрейд предполагал, что меланхолические самообвинения на самом деле направлены на кого-то другого – важное лицо из непосредственного окружения, «которое послужило причиной эмоционального расстройства пациента» ф. 251). Так Фрейд открыл ключ к механизму меланхолии. Это обращение упреков в сторону субъекта происходит потому, что утраченный объект, ответственный за разочарование, устанавливается заново в Эго, разделенном надвое, одна часть содержит фантазию об утраченном объекте, а другая становится критической силой:
«Таким образом, тень объекта падает на Эго, и последнее, с этого времени, может подвергаться осуждению с особой силой, как если бы это был объект, покинутый объект. Так, утрата объекта была трансформирована в утрату Эго, а конфликт между Эго и любимым лицом – в расщепление (Zweispalt) между критической активностью Эго и Эго, измененным идентификацией» (1917е [1915], р. 249).
Этот механизм интроекции утраченного объекта и расщепления Эго, как защиты от утраты объекта, подвергается воздействию ряда условий, которые Фрейд описал и суммировал следующим образом: (1) для того, чтобы выбор объекта регрессировал к нарциссической идентификации, катексис объекта должен быть слабым и, преимущественно, нарциссическим; (2) для того, чтобы стала возможной интроекция утраченного объекта, либидо должно регрессировать к оральной или каннибальской фазе, на которой силы амбивалентности трансформируют любовь к объекту в идентификацию с ним; ненависть обращается на этот замещающий объект. Так, садистические тенденции в отношении объекта обращаются против самого субъекта. Фрейд указывал, что садизм, обращенный против самого субъекта, в то же время бессознательно продолжает направляться значимому лицу из непосредственного окружения:
Обычно пациентам удается отомстить объекту, который является первопричиной, с помощью окольного пути самонаказания и мучения любимого лица своей болезнью; они обращаются к этим средствам во избежание необходимости открыто выражать свою враждебность по отношению к нему (1917е [1915], р. 251).
Обращение садизма против себя объясняет, почему меланхолики совершают суициды. Относительно мании Фрейд обнаружил, что это попытка прийти к условиям того же комплекса, что и при меланхолии, жертвой которой становится Эго, поскольку при мании удается овладеть этими переживаниями или оттолкнуть их (p. 254).
Интуитивная догадка Фрейда действительно является проявлением его гения: когда депрессивный человек говорит «я ненавижу себя», на самом деле он говорит «я ненавижу тебя». Это утверждение наполнено бессознательной ненавистью к любимому объекту. На мой взгляд, эта ценная клиническая интуиция не была полностью понята, и до сих пор психоаналитики недостаточно эффективно применяют ее в практике интерпретаций переноса.