Приручи меня, если посмеешь
Шрифт:
Она была первой, кто смог приручить его. И с кем ему хотелось просыпаться каждое утро, просто обнимая и прижимая к себе тёплое податливое тело. До этого он предпочитал любить на расстоянии, и именно эти чувства считал самыми правильными. Для себя, по крайней мере. И вот теперь, когда он потерял Полину, все его дурацкие принципы оказались просто до примитива отвратительными!
Большая площадка неподалёку от трассы Скандинавия была полна народу. Множество ребят, большинство из которых были одеты в разноцветные слитные костюмы, стояли небольшими группами, и никто не спешил разъезжаться.
Степан припарковал автомобиль, двигаясь на чистом автопилоте, медленно распахнул дверцу и вышел в жаркий
Степан двинулся к центру этой площадки, безостановочно ища глазами в толпе Артура, и стараясь думать только о том, что всё это – чудовищная ошибка.
– Стёпа, я, - Артур нашёлся сам, просто возникнув рядом со Стёпой, который перевёл на него невидящий взгляд. А потом Артур произнёс фразу, которая выбила из Степана воздух. – Тут возникла неразбериха. Насмерть разбился водитель почти такой же машины, как у Поли. Произошла ошибка, с Полей всё в порядке, она во второй областной…
Дальнейшее Стёпа уже не слушал, разворачиваясь на месте и быстро шагая к своему автомобилю.
«Поля жива, с ней всё в порядке. Тело, только благодаря тебе мой разум всё ещё жив и способен к восстановлению. Только благодаря тебе!»
У неё была очень нежная кожа, а глаза, которыми она взглянула на него, едва пришла в себя, были полны жидким агатом, и в этом агате плескалась странная угроза. Полина и угроза, - совершенно несовместимые вещи. Он что-то говорил ей, какие-то абсолютно неважные и одновременно очень важные вещи, ведь самым главным было то, что он и она сейчас рядом и всё позади. А Поля смотрела на него, и в её взгляде плескался арктический холод. Он не знал причину этого холода, но долго теряться в догадках ему не пришлось. Полина объяснила ему всё сама. Казалось бы, ещё несколько часов назад он и думать не мог о том, что у него будет ребёнок, а именно сейчас, когда оказалось, что она потеряла их малыша, чувство невыносимой потери, сродни тому, что он ощутил от известия о смерти Поли, охватило Стёпу целиком. А когда она добавила ужасающее в своей простоте слово «уходи», мужчина снова впал в состояние, когда тело двигалось само по себе. Нужно было исчезнуть, скрыться, пропасть, чтобы только больше не приносить боль тем, кто был рядом и кто любил его.
Перспектива оказаться пьяным в хлам оказалась на удивление привлекательной, и Стёпа буквально помчался в сторону дома, покинув палату Поли. Сейчас было неважно всё, кроме желания спрятаться. Всё остальное было призрачным.
Глава 21
Время летело быстро, мелькая калейдоскопом серого цвета. И было неважно, какое время года за окном – лето, осень или лето, похожее на осень, - Степану было всё равно. Только сейчас, потеряв то, что так быстро исчезло из его жизни по глупости, он понял, насколько неинтересным и пресным было его существование до этого. То, что казалось настоящим, дорогим и важным, теперь стало настолько ненужным, что мужчина удивлялся, как раньше ему хотелось быть в этом всём. Заниматься какими-то делами, испытывать к ним интерес.
Поначалу он вообще впал в некоторое подобие душевной комы, когда все рецепторы чувств души умерли за ненадобностью. Секунды превращались в минуты, а те в часы, но Стёпа не замечал этого, вполне комфортно существуя в его мирке, который он называл про себя «конура». Гостиная загородного дома, в ней был удобный диван, большой телевизор фоном, полумрак и много выпивки. А большего Стёпе было и не нужно. Лето промчалось быстро, став одним вечером, вместившим в себя чуть более девяноста суток. Часто приезжал Влад, что-то говорил, грозился чем-то, но Степану не было никакого дела до друга. Пока однажды тот
С этого момента для него начался тяжёлый период, когда мужчине приходилось бороться прежде всего с самим собой. Порой он понимал, что он сам убивает себя, и тогда ему хотелось выбраться из этой трясины, а порой он хотел послать всё к чертям. И Влада, и Бориса Ефимовича с их желанием помочь.
Труднее всего было не бросить напиваться до поросячьего визга, ибо это никогда не было для Степана проблемой. Сложнее было снова увидеть хоть что-то в беспросветности своей жизни, что стало бы причиной для возможности вернуться в неё и стать её частью. Борис Ефимович стал тем, кто медленно, по крупицам, собирал для Степана это желание, несмотря на то, что самому Стёпе это представлялось утопичным. Потом он понял, что это делает вовсе не врач, а он сам, и когда он понял это, жизнь из серой превратилась в светло-серую. А за окном уже был октябрь.
Наконец-то Поля обрела спокойствие, которого так не хватало ей всё это время. Пусть оно было сопряжено с потерей Стёпы, но разве жизнь не учила её, что для того, чтобы что-то обрести, нужно что-то потерять. Это был своего рода равноценный обмен, и Полина готова была «меняться» с жизнью тем, что та у неё требовала. Вступать с ней в эти товарно-денежные отношения, главной единицей оплаты в которых были купюры эквивалентом в человеческие чувства и эмоции. Её жизнь до этого словно была под прессом, и им жали, жали, и жали на неё, ровно до тех пор, пока обстоятельства не нанесли прессу контрудар, заставляя отступить. Тогда невидимая пружина разжалась, выстреливая, и Поля поняла, что это спокойствие и свобода, которые последовали за этим, были единственно желанными для неё.
Спокойствие пронизывало собой лето, мягко перетекая в начавшуюся осень, потом окуталось первыми морозами и листопадом. Но у девушки был тот якорь, за который она держалась в своём одиноком штиле. Малыш рос, став центром её мыслей и дел. А Полине больше ничего было и не нужно. Осень заканчивалась, в конце ноября разразившись самым настоящим снегопадом.
– Нет, Артик, я доеду сама, тут сорок километров, не переживай, - Поля смахнула с лица влажные липкие снежинки, распахивая дверцу большого джипа и забрасывая в салон сумочку. – Да всё будет хорошо, да, я больше не поеду за город, буду дожидаться родов в Питере.
Девушка поправила «дворники», помахав экономке, стоящей на крыльце, и усаживаясь за руль, потом включила музыку, продолжая прижимать плечом телефонную трубку к уху.
– Да, я сразу же позвоню, как приеду и жду тебя вечером, идёт, Артик, - подождала, пока ей ответят, притворно закатив глаза, - До встречи, и я тебя люблю.
Поля чуть поморщилась, чувствуя как низ живота привычно потягивает. Нужно было съездить к врачу ещё раз, хотя она была у него на прошлой неделе, и тот уверял её, что всё в порядке. Джип выехал из ворот с проворотами на влажном снегу, тут же выправляясь и становясь ровно на дороге. Снегопад был медленным, бросая с неба вальяжно падающие снежные хлопья. Машин на трассе почти не было, а значит, удастся добраться до города максимум за час. Поля свернула на основную трассу, прикусывая губу и начиная волноваться: внизу живота стало ощутимо тянуть, такое было впервые. Девушка попыталась сосредоточиться на дороге и на том, чтобы начать считать схватки, но через несколько минут поняла, что это невозможно: боль усиливалась, заставляя сжимать зубы. Поля нащупала телефон, который до этого отложила на торпеду, и затормозила, сворачивая на обочину. Сейчас хотелось только одного: выйти из машины, и дождаться, пока боль утихнет. И ещё ей так нужно было, чтобы кто-то был рядом! Страх окутывал пеленой, не давая мыслить здраво, но паниковать было нельзя.