Пришедшему – крест
Шрифт:
Женщина прижала руки к груди.
– Правда?
– Правда, – улыбнулся седой.
Ключарь взял руку знахаря, снял перчатку, дотронулся до шрама, снял вторую, прикоснулся к страшной отметине между синими прожилками. Старик поднял глаза, впился взглядом в целителя. Он разглядывал его так, как исследователь рассматривает ветхую рукопись – букву за буквой, слово за словом… Затем тихо выдохнул:
– Ты…
– Я так изменился? – усмехнулся знахарь.
– Тогда ты едва дышал…
– Я же говорил, что приду.
– Да-да, говорил…
Его Высокопреподобие растерялся.
– Господи,
Отец Ионафан обернулся к свите.
– Принесите таз, кувшин с теплой водой и два стульчика!
– Что вы задумали, Ваше Высокопреподобие? – забеспокоился отец Филарет.
Ключарь не ответил. Мысли его были слишком далеки от осторожного протодиакона.
– Где ты был все эти годы? – спросил он Йешуа.
– На земле так много мест, где много греха!
– Люди узнавали тебя?
– Нет. Говорили, что я самозванец. Иногда били. Видишь этот шрам?
Йешуа указал на белую линию от левой брови до виска.
– А в Китае два года меня держали в холодном сыром подвале вместе с крысами.
– И ты не мог уйти?! – удивился отец Ионафан.
– Я не мог бросить человека, который сидел со мной в одной камере. Когда он умер, я ушел.
Толпа расступилась, пропустив молодого диакона, принесшего эмалированный таз, два раскладных стульчика, кувшин с теплой водой и махровое полотенце.
– Как просили, Ваше Высокопреподобие!
Ключарь разложил стульчик.
– Садись, сынок! – сказал он.
– Не надо, преподобный! – возразил Йешуа. – Я не привык к этому.
– Садись! – повторил ключарь. – Это нужно всем нам.
Йешуа сел на стульчик. Протоиерей тоже сел, расшнуровал кроссовки Йешуа, снял их, стянул несвежие белые носки, завернул штанины джинсов. Стоявшие рядом увидели худые бледные ноги, покрытые волосами. Старик налил в таз воду, опустил в него ноги Йешуа.
– У него на ногах нет шрамов! – заметил протодиакон Филарет.
– И не должно быть! – отозвался ключарь. – Ноги ему не прибивали.
– Но говорят…
Отец Ионафан потрогал черный ноготь.
– Ты его повредил в детстве?
– Лошадь наступила.
Ключарь неспешно омыл ноги мужчины, тщательно вытер, обул.
По толпе разнеслось:
– Признал! Его Высокопреподобие признал!
– Омыл ноги!
– Слава Иисусу!
– Наконец-то!
– Что теперь будет!
Потрясенный народ растерянно крестился, еще не до конца уверенный, что седой мужчина в куртке действительно Иисус Христос.
Патриарх недоволен
В социальных сетях появились сообщения о том, что в Москве, у кафедрального собора, появился нищий, выдающий себя за Иисуса Христа. Лечит неизлечимо больных и рассуждает о Церкви как еретик. Когда проводит лечение, снимает хлопчатобумажные перчатки, в которых находится постоянно, и люди обращают внимание: на запястьях, в тех местах, в которые Иисусу вбивали гвозди, видны белые шрамы величиной с десятикопеечную монету. На пятый день после появления у собора странного нищего к нему вышел ключарь храма. После долгой беседы протоиерей попросил излечить его от подагры, которой страдал много лет. Незнакомец совершил какие-то манипуляции и вылечил священника. Судя по разговору между ключарем и нищим, они знали друг друга. Трудно поверить в то, что лицо столь высокого церковного сана – соучастник удивительных фокусов. Однако диалог между ними заставляет задуматься. Протоиерей долго всматривался в лицо пришельца, а затем сказал: «Ты…». «Я так изменился?» – спросил знахарь. «Тогда ты едва дышал», – сказал ключарь. «Я же говорил, что приду», – сказал целитель. «Да – да, говорил…» – растерянно произнес протоиерей.
Люди ломают голову над этим странным диалогом, подозревая, что протоиерей и нищий в сговоре.
Соцсети публиковали снимки толпы и нищего. Наибольший интерес вызвали фотографии, на которых протоиерей омывал ноги мужчине в армейской куртке.
На сообщения обрушилась лавина комментариев – насмешливых, ироничных, язвительных. Ни одно из зарубежных изданий не заинтересовалось информацией, распространенной в соцсетях. Только русскоязычная газета, издающаяся в Нью-Йорке, поместила короткую заметку под рубрикой «Забавное» с комментарием: дескать, в России на фоне растущей нищеты и социальной напряженности снова наблюдается всплеск безумия.
Патриарх просмотрел последнюю распечатку сообщений в социальных сетях, положил бумаги на столик, встал, прошелся по комнате, остановился у висевшего на стене ковра с изображением положения Христа во гроб. Протодиакон Филарет терпеливо наблюдал за Его Святейшеством, готовый в любую минуту ответить, подать, поддержать. Вблизи патриарх не выглядел столь монументально, каким казался на публике. Тем более, сейчас патриарх был без головного убора. Мало кому доводилось видеть лысеющего главу Церкви – голова его всегда была прикрыта то камилавкой, то клобуком, то митрой. Окладистая седая борода придавала лицу Патриарха вид благодушный, расслабленный, домашний. Казалось, в комнату вот-вот вбегут внуки, старик подхватит их на руки, начнет тискать, повалится на ковры, позволяя ползать по себе и дергать за бороду. Единственное, что мешало представить Его Святейшество в роли доброго дедушки, это его глаза: они смотрели на мир с прищуром, словно буравили. Никто не выдерживал этого взгляда – от него всегда веяло опасностью.
Патриарх вернулся к столику, сел в кресло. Посмотрел на протодиакона. Тот смиренно опустил глаза.
– Вы не голодны, отец Филарет? – справился Патриарх.
– Благодарствую, Ваше Святейшество, час назад оттрапезничал.
– Тогда чай или кофе?
– Если можно, капучино, Ваше Святейшество.
Спустя десять минут на столике под толстым слоем сливок млел капучино.
Протодиакон перекрестился, сделал глоток.
– Так вы говорите, отец Ионафан омыл ноги нищему?
– Да, Ваше Святейшество! Омыл, отер полотенцем и снова обул.
– Отец Филарет, как вы думаете, почему он это сделал?
Патриарх в упор посмотрел на гостя. Тот не смутился, но взгляд опустил.
– Потому что поверил ему!
– Поверил чему?
– Тому, что он – Иисус.
– Как вы думаете, – уточнил патриарх, – почему отец Ионафан поверил в то, что нищий – Иисус?
– Не знаю, Ваше Святейшество, – пожал плечами протодиакон. – Одно могу сказать: нищий произвел на ключаря сильное впечатление!
– Сильное? – переспросил патриарх. – Не тем ли, что излечил его от подагры?