Пришедшие издалека
Шрифт:
В кладовой, которую «интендант» пристроил к жилищу, был образцовый порядок. По его примеру Пон-тинг соорудил фотолабораторию. Небольшие пристройки сделали биолог, метеоролог, физик.
На исходе короткого лета двенадцать человек во главе с капитаном отправились к югу, чтобы заложить продовольственный склад. Собаки неплохо тянули сани с грузом по леднику Росса, но у Скотта не лежало к ним сердце: они драчливы, внезапно превращаются в бешеных, грызущихся чертей.
Вероятно, неудачный опыт использования упряжек в первой экспедиции отвратил Скотта от этого вида транспорта, признанного всеми арктическими путешественниками. Или ему, как и Шеклтону, была невыносима даже мысль питаться в походе ездовыми собаками?..
— Что вы скажете о наших упряжках, капитан? — спросил Мирз в дороге.
— Очень сомневаюсь, что они окажутся полезными в путешествии к полюсу, зато лошади наверняка будут важным подспорьем,- убежденно сказал Скотт.- Смотрите, как они бодро, даже весело ступают гуськом- одна по следам другой.
— Да, но на снегу, где человеческая нога лишь оставляет след, лошади проваливаются по колено, а то и глубже. Вот увидите, как поведут себя собаки дальше!..
Но капитан, пожалуй, уже сделал выбор: не случайно он отмечал в дневнике все неудачи собачьих упряжек и успехи лошадок, и лишь изредка писал о старательной работе тех и других. В записях Скотта раскрылась еще одна черта его характера — гуманное отношение к животным. Этот далекий от сентиментальности человек страдал, видя, как надрываются в работе пони или собаки.
Он решил испробовать специальные лошадиные лыжи. Для опыта выбрали самого унылого пони, вполне оправдавшего свою кличку Скучный Уилли. Результат получился замечательный: Уилли преобразился, повеселел и стал легко расхаживать там, где прежде погружался в снег. Даже заведомые консерваторы, высмеивавшие лошадиные лыжи, уверовали в них. Собачьи упряжки потеряли еще один шанс на признание.
Больше тонны продовольствия, фуража, снаряжения и топлива оставил отряд на складе под широтой 79° 29'. Из снежных кирпичей и ящиков сложили двухметровый гурий. Это место назвали Лагерем одной тонны.
Налегке группа быстро возвращалась к зимовке. Уже недалеко было до барьера. В очередной этап двинулись около десяти часов вечера. Две упряжки бежали рядом, одну из них вели Скотт и Мирз. Впереди показалась неясная ледяная гряда. Вдруг средние собаки упряжки Скотта скрылись из глаз, за ними исчезли пара за парой все остальные… Трещина! Только Осман, сильнейший вожак, сумел удержаться у самого обрыва смерзшегося снега. На остатках провалившегося моста застряли сани. Повисшие между ними и Османом животные жалобно выли. Две собаки, выскочив из упряжки, упали на следующий мост и едва виднелись в глубине.
Надо было прежде всего освободить Османа от душившей его веревки. Несчастный пес уже хрипел. Начальник экспедиции сорвал ремни со спального мешка, оттянул ими веревку и перерезал хомутик вожака. Спасен!
— Альпийскую веревку! — крикнул Скотт.
Сани поставили поперек трещины. Мирз немного спустился и прикрепил веревки к постромкам. Собак попарно вытащили из провала. Оставались последние две — на нижнем мосту, метрах в двадцати от поверхности.
На веревке сделали большую петлю. Скотт приказал спустить его вниз. Вот и второй мост, задержавший собак при падении в бездну… «Ну, не скулите, будете живы!..»
Казалось, спасательная операция заняла несколько минут, а она продолжалась больше двух часов.
Отряд подходил к острову Росса.
Тяжелая ноша легла в этот день — 22 февраля — на сердце Роберта Скотта.
ОШЕЛОМЛЯЮЩЕЕ ИЗВЕСТИЕ
— Есть новости, не очень приятные,- глухо проговорил врач Аткинсон.- «Терра Нова» вернулась. Лейтенанту Кэмпбеллу, Пристли и Левину не удалось высадиться на Земле Эдуарда… У них была встреча… Впрочем, вот вам от Кэмпбелла…
Скотт пробежал глазами письмо. Аккуратно, не спеша сложил мелкоисписанный листок. Всю свою волю напрягал капитан, чтобы достойно перенести удар и внешне оставаться спокойным.
Руал Амундсен — в бухте Китовой, на Великом барьере! Руал Амундсен, герой Северо-западного прохода! Неутомимый путешественник, у которого опыт полярных походов не уступает личной храбрости, а энергия и целеустремленность могут противостоять всяким козням антарктической природы…
Но почему он очутился здесь, когда совсем еще недавно пресса сообщала о предстоящем дрейфе «Фра-ма» через Северный полюс? Что побудило Амундсена направиться на юг?
Его план идти с собачьими упряжками подкупает великолепной смелостью! У норвежцев девяносто семь собак — втрое больше… Кто бы подумал, что возможно перевезти через тропические области и доставить к барьеру столько собак!.. И Амундсен на целый градус южнее — на сто с лишним километров ближе к полюсу. А главное, с упряжками можно не дожидаться значительного потепления и выступить в поход раньше, чем с лошадьми… Да, этот план — серьезная угроза!
Так судьба преподносит горькие сюрпризы: он, Роберт Скотт, готовился к борьбе со стихиями, чтобы увеличить человеческие познания, а его вынуждают соперничать с неожиданным претендентом на завоевание Южного полюса. Как претят ему эти ипподромные дерби, эти гонки, этот антарктический гандикап… Будь здесь ретивый газетчик, он угостил бы публику хлестким анонсом: «Амундсен получил шестьдесят миль форы!»
Уилсон понимал, что творится в душе друга.
— Пойдем в палатку, Кон, чай согрет,- сказал доктор.
— Совершенно невероятная случайность! Не зайди «Терра Нова» в Китовую бухту, мы пребывали бы в полном неведении…
— Возможно, так было бы лучше,- неуверенно заметил Уилсон.
— Ясно одно: пуститься с ним вперегонки — значит, расстроить все наши планы. Не для этого мы пришли сюда!
— Нет, нет, вы правы: появление норвежцев не должно повредить исследованиям,- твердо сказал доктор.
— Боюсь, экспедиция наша много потеряет в глазах публики. К этому надо приготовиться, Билл. Хотя, в конечном счете, важно то, что будет сделано…
Вечером Скотт записал: «Всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною,- словно и не было вовсе этого сообщения; идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения».
О многих замечательных открытиях, трогательных эпизодах и трагических событиях следующих тринадцати месяцев поведал капитан Скотт на страницах своего дневника. Но лишь один раз за все это время упомянул он о своем сопернике, да и то мимоходом,- 4 декабря в лагере Бездна уныния. А потом опять будто позабыл о нем вплоть до рокового дня 16 января, когда судьба нанесла Скотту новый удар, неотразимый и сокрушительный.