Пришельцы с небес
Шрифт:
И Даксат создавал видение за видением, избавившись от напряжения, и забыл обо всем, кроме картин, мелькающих у него в мозгу и на экране, и его образы стали столь же сложными и изысканными, как и у мастеров.
— Еще один пассаж, — произнес здоровяк за спиной у Даксата.
Теперь имаджисты показывали свои лучшие видения: Пулакт Хавьорска — расцвет и закат прекрасного города; Тол Морабейт — спокойную бело-зеленую композицию, на которой появилось войско марширующих насекомых, оставлявших за собой грязный след, а потом в битву с ними вступили люди в раскрашенных кожаных
Насекомые были разбиты и изгнаны с экрана; убитые воины превратились в скелеты, растаявшие в мерцающей голубой пыли. Гизель Ганг сотворил три огненных взрыва одновременно, совершенно разных, являвших собой великолепное зрелище.
Даксат представил гладкий камешек, увеличил его в мраморную глыбу и обтесал, изобразив головку прекрасной девы. Какое-то мгновение она смотрела перед собой, и разнообразные чувства отражались на ее лице — радость внезапно обретенного существования, меланхоличные раздумья и, наконец, испуг. Глаза ее приобрели мутно-голубой оттенок, лицо превратилось в хохочущую сардоническую маску с прорезью искривленного усмешкой рта. Голова качнулась, рот плюнул в воздух. Голова слилась с плоским черным фоном, брызги слюны сверкнули, как огоньки, превратились в звезды и созвездия, одно из которых расширилось и превратилось в планету с очертаниями, дорогими сердцу Даксата. Планета умчалась в темноту, созвездия погасли. Добнор Даксат расслабился. Это его последний образ. Он вздохнул, чувствуя себя совершенно выжатым.
Здоровяк в черном плаще снял с него ремни, храня полное молчание. В конце концов он спросил:
— Планета, которую вы представили напоследок, это ваше творение или воспоминание о реальности? У нас, в нашей системе ничего подобного нет, и в ней ощущалась отчетливость правды.
Добнор Даксат озадаченно посмотрел на него и неуверенно произнес:
— Но ведь это — родина! Этот мир! Разве то был не здешний мир?
Здоровяк странно на него посмотрел, пожал плечами и пошел прочь.
— Сейчас будет объявлен победитель наших состязаний и вручена драгоценная награда.
День был ветреным и пасмурным, галера — черной и низкой, с экипажем гребцов из Белаклоу. Эрган стоял на корме, разглядывая отделенное двумя милями бурного моря побережье Рэкленда, не сомневаясь, что оттуда за ними смотрят остролицые рэки.
В нескольких сотнях ярдов за кормой появился сильный всплеск.
Эрган обратился к рулевому:
— Их орудия имеют большую дальность, чем мы рассчитывали. Отойдем от берега еще на милю, а там нам поможет течение…
Не успел он договорить, как послышался протяжный свист, и он увидел черный остроносый снаряд, падавший прямо на него. Снаряд ударил в середину галеры и взорвался. Повсюду разлетались доски, тела, куски металла. Галера легла на развороченный борт, переломилась и затонула.
Эрган, успевший спрыгнуть, избавился от меча, шлема и наголенников почти в то же мгновение, когда коснулся студеной серой воды. Задохнувшись сначала от холода, он плавал кругами, то ныряя, то вновь появляясь на поверхности; затем он обнаружил бревно и вцепился в него.
От берега
Он хотел уплыть подальше, но течение влекло его к берегу, и в конце концов, когда у него уже почти не осталось сил сопротивляться, его вынесло на усыпанный галькой берег.
Здесь его обнаружила группа юных рэков и препроводила до ближайшего командного пункта. Здесь его связали, бросили в повозку и отвезли в город Корсапан.
В сером помещении его усадили напротив офицера разведки секретной службы рэков, человека с серой лягушечьей кожей, влажным серым ртом и острым, пытливым взглядом.
— Вы — Эрган, — заявил офицер. — Эмиссар, направленный к Барочнику из Саломдека. Какое у вас задание?
Эрган смотрел ему прямо в глаза, надеясь ответить что-нибудь беззаботное и убедительное. Он ничего не придумал, а сказать правду — значит спровоцировать немедленное вторжение рослых, узкоголовых воинов-рэков в черных мундирах и черных башмаках и в Белаклоу, и в Саломдек.
Эрган не сказал ничего. Офицер подался вперед.
— Спрашиваю еще раз; потом вас доставят в нижнюю комнату.
Слова «нижнюю комнату» он произнес, словно они писались с большой буквы, и в голосе его звучал оттенок удовольствия.
Эргана прошиб холодный пот, поскольку он знал о пытках рэков, и он сказал:
— Я не Эрган, меня зовут Эрвард. Я — честный торговец жемчугом.
— Это неправда, — возразил рэк. — Мы поймали вашего помощника, и с помощью компрессионного насоса он выложил ваше имя вместе со своими легкими.
— Я — Эрвард, — повторил Эрган, ощутив холод в животе.
Рэк подал знак:
— Отведите его в нижнюю комнату.
Тело человека, обладающее нервами, которые предупреждают об опасности, словно специально предназначено для боли и великолепно взаимодействует с мастерством мучителя. Специалисты рэков изучили эти свойства организма, а другие особенности нервной системы были открыты случайно. Выяснилось, что определенные сочетания давления, нагрева, напряжения, трения, скручивания, импульсов, рывков, звукового и визуального шока, паразитов, зловония и мерзостей создают условия для целенаправленного воздействия, в то время как избыточное применение единственного метода вело к снижению эффективности.
Все эти знания и навыки были брошены на штурм твердыни нервов Эргана, и на него обрушили целый арсенал боли: острые рези, тупые продолжительные боли, от которых не спят по ночам, ослепительные вспышки, бездны разврата и непристойности, перемежаемые непродолжительными сеансами доброты, позволявшими ему заглянуть в тот мир, который он оставил.
Потом — снова в нижнюю комнату.
Но он твердил лишь одно:
— Я — Эрвард, торговец.
И он все время пытался заставить свой разум переступить через плоть к смерти, но разум все время останавливался у последней черты, и Эрган продолжал жить.