Пришельцы в Гусляре
Шрифт:
– А дорога?
– Дорога полностью починена.
– И ты домой пришел?
– Нет, – сказал Удалов. – Сначала я свое обещание выполнил. Я столбики покрасил.
– А они некрашеные были?
– Некрашеные. Четыре столбика. Новенькие, но некрашеные. И около одного записка лежала. Показать?
– Конечно.
– Глядите.
Удалов достал из кармана сложенную вчетверо записку. Развернул, разгладил на столе. И прочел вслух. Остальные склонились к столу и читали, повторяли за ним слово в слово.
Заранее благодарны за помощь. Столбики к вашим услугам. Ваша помощь не будет забыта. Просьба о происшедшем не распространяться.
– И без подписи, – сказал Погосян.
– И правильно, что без подписи, – сказал Василь Васильич. – Только ты, Удалов, доверия не оправдал, и будет тебе при первом же случае серьезное предупреждение с последствиями.
– Это почему же? – вскинулся Удалов.
– Просили не разглашать. А ты разгласил. Знаешь, что за это бывает?
– Ничего подобного! – сказал Удалов с обидой. – Они тоже хороши. Я бы молчал, а они улетели – и никаких следов. Может, мне хотелось им вопросы задать? Может, мне хотелось с ними о будущем посоветоваться? Может, они из благодарности могли не записочку оставить, а хоть какой бульдозер ихней марки для нашей конторы? Разве не правильно я говорю?
И все согласились, что правильно.
– Я даже адреса их не спросил, с какой планеты они прилетели, даже не узнал, что они будут делать, если агрессоры развяжут на Земле ядерную войну. Разве так себя ведут настоящие пришельцы?
И все согласились, что настоящие пришельцы себя так не ведут.
Потом опять все немного помолчали, переваривая серьезное событие. И Погосян спросил:
– А доказательства у тебя, Удалов, есть?
– Какие еще доказательства?
– А доказательства, что ты сегодня с пришельцами виделся?
– Ну, знаете! – возмутился Удалов. – Ну, знаете! А банка эта, которая на виду у вас посреди двора стоит? Из-под белил. Сегодня же брал на складе. За наличный расчет. Зачем мне белила? Зачем мне, спрашиваю, белила? Вы же в курсе, что состою на руководящей работе.
– Правильно говорит, – сказал Василь Васильич. – Зачем ему про белила было врать?
– И завтра же, в воскресенье, – сказал Удалов нервно, – пойдем все вместе на ту дорогу. И вы эти столбики увидите, свежепокрашенные. И такие эти столбики гладкие и ровные, что нашим плотникам никогда не сделать. Словно импортная мебель. И краска на четырех еще свежая.
– Кор-не-лий! – крикнула из окна Ксения Удалова, которая была не в курсе и потому к Удалову уважения не ощущала. – Мне что, третий раз суп греть?
– Иду, Ксюша, иду, – ответил Удалов. – До завтра, – сказал он друзьям и соседям.
– Чего уж там, – сказал ему вслед Василь Васильич, –
И все поверили. И не поехали на следующий день на ту дорогу, хоть Удалов и уговаривал. Что толку на столбики смотреть?
С тех пор в Великом Гусляре ждали нового прилета братьев по разуму. Потому что уже какие-никакие связи налажены. Связи личного характера.
Обида
Восьмого числа, вечером, Удалов и Грубин решили пойти к профессору Минцу поговорить о таинственных явлениях. Собирался зайти и старик Ложкин, но запаздывал. Радиоприемник на письменном столе, еле видимый за грудами научных статей и рукописей, наигрывал нежные мелодии Моцарта. Когда Лев Христофорович предложил гостям по второй чашке чая, музыка в приемнике прервалась, и послышался резкий голос, говоривший на непонятном языке.
– Хулиганят, – сказал Корнелий Удалов. – Своей волны им не хватает, лезут на Моцарта с комментариями.
– С комментариями? – спросил профессор Минц, поглаживая лысину. – А вы, Корнелий, понимаете их язык?
– Так, через пень-колоду, – смутился Удалов. – Похоже на венгерский.
– Какие еще есть версии? – спросил Минц, обернувшись к Грубину.
– Я настрою, – предложил Грубин. – Я больше музыку люблю.
– Не надо, – остановил его Минц. – Очень любопытно.
Минц задумался. Даже забыл долить друзьям чаю. И не заметил, как вошел Ложкин и громко поздоровался.
Из этого состояния Минц вышел лишь через три минуты.
– Все ясно, – сказал он. – Такого языка на Земле нет. Я мысленно перебрал возможные варианты…
– Но, может, не венгерский, – предположил Удалов. – Может, какой-нибудь очень отдаленный, с которым вы, Лев Христофорович, времени не имели ознакомиться?
– Я не знаю многих языков, – возразил Минц. – Но могу читать на любом. Дело в системе, в структуре языка. Достаточно знать элементарный минимум – языков пятнадцать-шестнадцать, которым я располагаю, чтобы дальнейшие действия диктовались законами лингвистики. Вам понятно, коллеги?
– Понятно, – сказал польщенный Удалов. – Так что же это за язык?
– Инопланетный, – просто ответил Минц. – Итак, что будем делать?
– А то делать, что перевести их воззвание и ответить. Это наш гражданский долг.
– Правильно, Корнелий, – поддержал Грубин. – Если вам, Лев Христофорович, понадобится моя помощь, прошу рассчитывать.
– Невозможно. Этот язык нам не расшифровать, потому что у них нет с нами ни одного общего корня и ни одного общего падежа.
– Вот, – вздохнул Ложкин. – Даже способности профессора Минца ограниченны. Придется писать в Академию наук, а пока получим ответ, пришельцы могут улететь.