Пришельцы. Выпуск 1
Шрифт:
Вдохновленный первыми литературными успехами, Булгарин пишет основные свои сочинения: «Иван Выжигин» и «Дмитрий Самозванец». Госпремии тогда не было и наградой за «Самозванца» стали Высочайшая благодарность и второй бриллиантовый перстень от Николая I (еще один перстень был передан ему за роман «Петр Иванович Выжигин»). Если бы в то время существовали топ-листы, «Иван Выжигин», несомненно, занимал бы первое место в списках продаж: тираж книги достиг десяти тысяч экземпляров — огромная цифра для страны, которой еще только через сотню лет предстояло стать самой читающей в мире…
Булгарин успешно продвигается и по службе (он причислен к министерству народного просвещения): если своенравное солнце русской поэзии удостаивается лишь камер-юнкерства, то Булгарин получил вначале чин надворного советника, потом — коллежского, и, наконец, чин действительного статского советника. Умер Фаддей Булгарин в первый день осени 1859 г.
Но жизнь — странная двойная жизнь Булгарина — на том не прекратилась: с одной стороны, его все помнили, с другой — все сочинения Фаддея были преданы забвению.
Уже лет полтораста мы знаем его с одной стороны — именно той, какую нам преподносили вначале демократические критики и писатели прошлого, а затем — советские историки и литературоведы. Ни о какой особой объективности тут и не могло быть речи: клеветник, реакционер, а значит, бездарность — и баста! Особое негодование ученой братии вызывало то, что Булгарин и его гаврики активно выступали против Пушкина со товарищи, а это — плохо. При этом (обратите внимание на акценты) не без удовольствия отмечали, что Пушкин со товарищи в долгу не оставались и именно благодаря им имя Булгарина стало синонимом продажности и подлости. Чего стоят одни пушкинские эпиграммы!
Да, о грехах Булгарина нам хорошо известно. Гораздо меньше известно о благих делах. О том, что он помогал Грибоедову, после восстания декабристов заключенному в крепость, и хлопотал за сосланных в Сибирь братьев Бестужевых. О том, что великий польский поэт Адам Мицкевич называл себя истинным другом Булгарина. О том, что Грибоедов, уезжая в Персию, именно ему передал рукопись «Горя от ума» с пометкой: «Верный друг Грибоедов» (и именно благодаря Фаддею были впервые напечатаны фрагменты из пьесы). О том, что стихи, посвященные Булгарину, писали Баратынский, Рылеев, Гнедич, Глинка, да и Пушкин, до того как они схватились на журналистском ристалище, отзывался о Фаддее с гораздо большим уважением.
Лишь сегодня — пока что довольно робко — начинает звучать мнение, что именно Булгарин стал основателем профессиональной журналистики в России. Переизданы (и уже не по разу) некоторые основные книги. Вновь явились свету и фантастические сочинения Булгарина.
Всего перу Булгарина принадлежат пять фантастических повестей и несколько рассказов. В отличие от бытовавших тогда фантастических сочинений, где речь чаще всего шла лишь об «улучшении нравов» (добрые цари, работящие просвещенные князья и не менее просвещенные крепостные мужички), фантастика Булгарина — где в большей степени, а где в меньшей — научна.
Наиболее насыщенной предвидениями стала самая ранняя повесть «Правдоподобные небылицы, или Странствования по свету в двадцать девятом веке» (1824 г.) — первая утопия и первый рассказ о путешествии во времени в российской литературе.
Общество начала XIX в. еще не было обременено техническим прогрессом, поэтому завязки всех приключений булгаринских персонажей «просты, как мычание». Вот и герой повести не погружается в анабиоз посредством сложных аппаратов, а просто падает с корабля в бушующее море, чтобы очнуться спустя тысячу лет в чукотском г. Надеждин, стоящем на берегу Северного Ледовитого океана.
К этому приему Булгарин обратился еще раз в повести «Предок и потомки» (1843 г.): там стольника при дворе царя Алексея Михайловича — Свистушкина (намек на Пушкина) во время шторма выбрасывает на льдину, он вмерзает в лед и оживает спустя двести лет, в XIX в.
В общественной жизни обитателей XIX в. кардинальных изменений не произошло: монархия сохранилась, купцы, помещики и дворяне живут так же, как и в XIX веке. Но все же это люди уже новой формации, гораздо более просвещенные, чем современники Булгарина. Так, по словам автора, в 1846 г. ненецкий ученый Шамуромай открыл особый газ, дающий людям тепло и освещение, рабства, судя по всему, давно нет, а достопримечательности будущего герою демонстрирует высокообразованный эскимосский принц.
А что же это за достопримечательности?
Созданы самоходные повозки (правда, паровые), а корабли в будущем строятся из металла. Обычный люд ездит по городу на прообразах трамвая, дома строятся из готовых чугунных блоков (замените чугун на появившийся в XX в. бетон — вот вам и современное блочное градостроение). Еще? Извольте: существуют аппараты для механической записи звуков и газовые плиты для приготовления пищи. Леса повсеместно истреблялись (увы, это реалии наших дней), и оттого дерево ценится дороже золота. Изобретена водоотталкивающая ткань. Появился прообраз телевидения — камера, позволявшая видеть на большом расстоянии. С помощью мощных телескопов открыта цивилизация селенитов. Дно Мирового океана активно разрабатывается, существуют подводные поселения. Изобретены аппараты для опреснения воды, профессия водолазов — в разряде обычных. Существуют подводные корабли. Для общения между народами создан единый язык (хотя не упразднены и другие). Стекло используется как строительный материал. Для передвижения по городу нередко используются ролики. Созданы машины, сочиняющие стихи и прозу, машины, записывающие с голоса. Существует копировальный аппарат, наподобие ксерокса. Введено всеобщее обязательное образование. Наверняка, что-то упущено, но и этот список впечатляет. Причем, поскольку Булгарин не знал иного источника энергии, кроме пара, многие описываемые им предметы выглядят словно списанными со страниц популярного ныне паропанка.
А чего стоит описание — за сто с лишним лет до реального — военного десантирования! «Не могу выразить чувствования, объявшего мою военную душу при виде двухсот огромных аэростатов с плашкотами, выстроенными в одну линию на земле. Пред каждым стояло по сто человек солдат, вооруженных духовыми ружьями со штыками. По первому сигналу люди взошли на плашкоты, по второму зажгли огонь в паровых машинах, а по третьему музыка заиграла военный марш, развились разноцветные флаги, и аэростаты поднялись на воздух. Сперва они пролетели значительное пространство в одну линию, потом разлетелись на плутонги и начали делать различные повороты. Ничто не может сравниться с величием и прелестью этой картины: я был в восхищении, но вскоре мой восторг превратился в ужас. По данному сигналу из духовой пушки с аэростата главного начальника воздушной эскадры вдруг солдаты бросились опрометью на землю с неизмеримой высоты. Я обмер от страха, но вскоре пришел в себя, увидев распускающиеся в воздухе парашюты… Солдаты, коснувшись земли, выпутались проворно из сеток, свернули парашюты и, привязав их, как ранцы, к спине, немедленно построились и начали производить пешие маневры».
Солдаты были вооружены воздушными ружьями, вражеские аэростаты сбивались «конгревовыми ракетами». Примечательна и экипировка солдат: в походных сумах хранится концентрат («несколько крох достаточно для пропитания целого семейства, по крайней мере, на месяц»), устройство для превращения воздуха в воду и нечто вроде зажигалки — вещь в походных условиях необходимая.
Уже одна эта повесть могла сделать Булгарина отцом-основателем российской фантастики. А ведь были и другие, не менее интересные произведения. Так, эпоха литературных путешествий под землю началась не с известного романа Жюля Верна, а с повести Фаддея Булгарина «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию земли» (1825 г.).