Пришелец
Шрифт:
Бэрг набрал в грудь воздуха, напряг мышцы живота и тихо, утробно зарычал, подражая зову взрослой рыси-матери. Рысенок вскинул ушастую голову и посмотрел на него долгим внимательным взглядом, как бы стараясь примирить в своей душе противоречие между тем, что он видит, и тем, что слышит. Страх перед человеком проник в него с материнским молоком, и даже долгое путешествие в окружении людей не смогло окончательно подавить в нем чувство опасности. И потому, как только корабль бросил якорь и на воду опустилась тяжелая восьмивесельная шлюпка, рысенок первым спрыгнул в нее и забился под скамью, пользуясь тем, что никто не обращает на него внимания. Следом за ним в шлюпку спустились гребцы, в основном кетты и мааны, меньше других измученные голодом и жаждой. Рысенок сидел тихо
Целый шквал незнакомых запахов и звуков обрушился на него; ощущение дикой долгожданной свободы и множества смертельных опасностей ударило в голову с такой стремительной силой, что рысенок едва не опрокинулся на дно шлюпки. Люди, держась плотной маленькой группкой, медленно приближались к невиданному лесу, выбросившему им навстречу широкие, свисающие до самой земли листья. Над волнистой лиственной стеной возносились к небу мохнатые древесные стволы, переплетенные густой сетью травянистых стеблей, по которым с криками носились и перелетали ловкие бурые зверьки и яркие пестрые птицы. Чувство страха стало проходить, уступая место любопытству. Рысенок вскарабкался на борт шлюпки, прошел по нему, балансируя всем телом, и спрыгнул на влажный мелкий песок, истоптанный человеческими ступнями. Опустил морду, принюхался и плавными неспешными шагами направился к лесу. Войдя в густую синеватую тень древесных крон, рысенок прежде всего отыскал по запаху ручеек и напился прохладной кисловатой воды, по вкусу напомнившей ему болотную воду родного леса. Вскоре он вышел к открытой травянистой низинке, где ему удалось выследить и убить толстую черную птицу с короткими крыльями. Съев птицу, он опять вошел в лес, присмотрел невысокую разлапистую развилку, вскарабкался по бугорчатому стволу, свернулся клубком и уснул, поставив торчком чуткие, оперенные жесткими кисточками уши. Проснулся от легкого укола в лоб между бровями. Открыл глаза, собрал лапы в твердые пружинистые комки. Никого, если не считать двух бурых зверьков, похожих на хвостатых человеческих детенышей. Они сидели на толстой ветке противоположного дерева и со страхом смотрели вниз, не обращая на рысенка ни малейшего внимания. Он тоже глянул вниз и увидел сидящего между древесными корнями человека. Человек был один, и от него струился слабый знакомый запах. И вдруг рысенок увидел, как из трухлявой лесной подстилки поднимается и зависает перед человеком блестящая змеиная голова.
— Ну давай, давай, миленький, грызи! — приглушенно бормотал Бэрг, нетерпеливо потирая затекшие запястья.
Рысенок, урча, запускал клыки в плотные узловатые переплетения стеблей и кромсал острыми резцами их грубые волокна. Но вот путы свалились, человек облегченно вздохнул, встряхнул освобожденными кистями и потянулся к узлам, стягивавшим ноги. Рысенок отскочил и уселся на землю между корнями, уставившись на человека внимательными желтыми глазами. Вот человек освободил ноги, потер ладонями рубцы на лодыжках, прислушался и лишь после этого протянул к морде рысенка благодарную ладонь. Тот хотел было ткнуться в эту ладонь влажным кожаным носом, но тут из-за деревьев донесся едва слышный шорох нескольких ног, заставивший человека быстро вскочить на ноги и в несколько прыжков скрыться среди корявых древесных стволов и гнилого, обросшего травой и роскошными цветами бурелома. Рысенок стрельнул глазами в сторону приближающегося шороха, заметил мелькнувшую человеческую тень и быстро вскарабкался на самую макушку дерева.
Эрних видел, как шлюпка уткнулась в песчаный берег и как гребцы согласным движением подняли и уложили вдоль бортов длинные, сверкающие от воды весла. Затем все вышли из шлюпки и осторожным неторопливым шагом двинулись в сторону густого, наполненного разноголосым гамом леса, выставив перед собой копья и держа наготове пистолеты. Их по настоянию Эрниха вернули нескольким самым крепким гардарам после того, как они спустились в шлюпку. Случилось это уже тогда, когда по приказу Нормана корабль был развернут кормой к берегу и закреплен в этом положении спущенными с носа и кормы якорями. Кроме того, четверо гардаров перешли на нос и встали там, укрепив в тонких развилках длинные железные стволы, изъеденные землистыми узорами ржавчины. Стволы были направлены на копейщиков, стоявших на широких каменных ступенях наподобие статуй, разукрашенных перьями и разноцветными рисунками.
На корме четверо поднявшихся из трюма каторжников, навалившись на рычаги, с трудом проворачивали массивный вал, накручивая на него толстый витой канат. Норман сам откинул крышки двух широких кормовых люков и кивком головы подозвал хмурого оборванного Люса.
— Заряди все пушки, — сказал он, — и не забудь проверить порох — не отсырел ли?
Когда гардар исчез в люке, Норман подошел к Эрниху и положил руку ему на плечо.
— Теперь нам надо держаться вместе, — сказал он, — иначе мы все окажемся на дне этой очаровательной лагуны.
— Зачем ты стремился сюда? — спросил Эрних.
— Зачем? — искренне удивился Норман. — Ты что, не видел того, что творится на дне? Не видел, сколько там золота?..
— Я видел и то, что случилось с тем несчастным, который устремился за ним…
— Никогда не испытывал жалости к идиотам, — процедил Норман, — и тебе не советую…
— Я убил человека, — сказал Эрних, — но я этого не хотел.
— Ему просто не повезло, — сказал Норман, — такое тоже бывает.
— А зачем тебе золото? — вдруг спросил Эрних.
— Золото? — сказал Норман, откинув кружевную манжету и задумчиво крутя на пальце перстень с жемчужным глазом. — Золото — это все: сила, власть, любовь женщин…
— Жрецы и правители получают власть от богов, — сказал Эрних, — воины и охотники получают свою силу от природы и постоянных упражнений, а девушка соединяет судьбу с тем юношей, чей звездный знак входит в ее созвездие, — золото здесь ни при чем.
— Вы дикари, — жестко усмехнулся Норман, — вы понятия не имеете о том, что такое настоящая власть! Не над кучкой голодной оборванной сволочи, не над сворой полупьяных шлюх истеричек, а над миром, над прекрасными городами, дворцами, храмами, над блестящими армиями, идущими на край света и приносящими к ногам повелителя все чудеса и драгоценности, которые только есть на этой земле! И все это — золото! И нет на свете другого, более могущественного бога, чем оно, — что бы там ни говорил падре со своими святошами!
— А твое золото может воскресить человека? — спросил Эрних.
— Конечно! — захохотал Норман. — Ты разве сам не видишь, как зашевелились эти полутрупы при виде того, что творится на дне благословенной лагуны! Наш благочестивый падре дал бы отрубить себе палец за то, чтобы его слово обладало столь сильным действием! Я прав, святой отец? — крикнул он.
Но падре ничего не ответил. Он стоял под мачтой и, прикрыв глаза от палящего солнца, смотрел вслед удаляющейся шлюпке.
Пока они говорили, матросы убрали все паруса и беспорядочно разбрелись по палубе. Кто-то, перегнувшись через борт, внимательно изучал придонный пейзаж, пока не разглядел сквозь толщу воды полузанесенную илом надпись «Святая Екатерина» на одном из бортов. Тогда он негромко подозвал падре, и они некоторое время вместе разглядывали сгнившие обломки погибшего корабля.
Кто-то внимательно вглядывался в неподвижно стоящих на каменных ступенях людей. Порой кто-то из копьеносцев резко перехватывал свое оружие поперек древка, делал несколько резких стремительных взмахов над головой и вновь замирал в прежней позе.