Пришествие. Аватар
Шрифт:
Я говорил страстно, прекрасно понимая, что на карту поставлена жизнь двух людей. Все слушали меня не прерывая и, когда я закончил, начал говорить дед. Он сказал, что не смотря на мои 17 лет, я поступил как настоящий мужчина и друг, который оказался честен по отношению к своим товарищам. Говорил он медленно и уверенно тоном авторитета, держа себя с достоинством.
Выслушав нас, “Леший“ обратился к “Бритве“.
–Ты что скажешь?
Но “Бритва“ продолжал молчать, хмуро смотря на нас, и тут заговорил “Кафтан“:
–Парень с понятием и поступил, как мужик.
“Бритва “ криво усмехнулся и, посмотрев со значением на деда, спросил:
–Больше тебе нечего добавить, “Хан?”
Дед сунул руку в карман и, так же усмехнувшись, сказал:
–Что ж, пожалуй и я готов отказаться от половины своей доли и это мое последнее слово.
–Правильно базаришь, – сразу откликнулся “Кафтан “.
“Леший “согласно кивнул головой, “Бритва“ последовал его примеру и, так же молча, кивнул в свою очередь.
Спустя две недели, мы вышли к людям. За все время пути дед никогда не оставлял меня наедине с этой тройкой. Не последнюю роль в этой истории сыграло и то, что они поняли, что дед не даст меня в обиду. Дальше, пожалуй, не интересно. Добавлю только, что между дедом и мной сложились особые отношения. Впоследствии мы только раз в разговорах возвращались к этому приключению.
–Должен признаться, что трудно поверить в такое здравомыслие и рассудительность в 17 лет, – задумчиво проговорил Ардвил, когда Карен закончил свой рассказ. – Чувствуется, что вы редко кому рассказывали эту историю, и я крайне польщен.
–Почему вы так решили? – удивился Карен.
–Хотя вы передали эту историю в спокойной манере, чувствовалась непередаваемая эмоция, а когда человек часто рассказывает одно и то же, пускай даже очень увлекательное, его рассказ как бы шлифуется, но теряется то особое отношение, чувство, которое считается глубоко личным. Я думаю, что эта история не прошла бесследно в вашей жизни. Она должна была глубоко осесть в вашем подсознании, и ваш характер должен был измениться.
–Вы правы. После этого я стал более осторожен и осмотрителен в своих поступках и в решениях, но должен заметить, что во мне прибавилась также изрядная доля уверенности. Я понял, что действительно не существует безвыходной ситуации и поверил в важность выбора в жизни человека.
–Вы говорите об уверенности. Поясните, что вы имеете в виду? Уверенность в себя, в свои силы или, что всегда примете правильное решение?
–Не знаю. Это трудно объяснить. Скажем так – уверенность общего характера, что все всегда закончится благополучно, в какой ситуации я бы не оказался.
–Весьма опасная уверенность, особенно для тех, кто воюет, – Ардвил неодобрительно покачал головой.
–Вы имеете в виду потерю чувства осторожности. Я встречался с этим, особенно у ветеранов. С течением времени война становится для них настолько обыденным и привычным, что чувство страха почти пропадает, теряется осторожность, инстинкт самосохранения притупляется, а это очень опасно в нашем деле.
–Ни инстинкт самосохранения, ни чувство страха не исчезают никогда, но я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать.
Помолчав с минуту, Ардвил продолжил в задумчивости :
–То, что вы отказались от вашей доли золота в пользу своих товарищей, не сыграло роли в вашем положении, так как ваша доля так или этак принадлежала им. Во всяком случае, к этому шло. Насколько бы страстной и убедительной не была ваша речь, я думаю и она мало бы чего дала, особенно если принять виду аудиторию, а она, как вы упоминали, состояла из зэков.
А вот рука деда в кармане сыграла важную роль. Он был готов ко всему, а они нет, и они прекрасно понимали это. Дед просто не позволил бы им взяться за оружие.
“Кафтан “ был мало к чему пригоден, кроме того допустив, что успешно решив ,,ваш вопрос“ и решив без потерь для самих себя, они все же как-то обязаны были объяснить потерю двух людей, в том числе и в своем кругу, один из которых к тому же почти ребенок .
Меня ставит в тупик поступок деда. Я допускаю, вы были близки семьями, я верю в благородство, верю, что и уголовник может сохранить в глубине души порядочность, но все же он прекрасно понимал, что шансов у вас почти никаких. Частично отказавшись от своей доли, он выкупал и свою жизнь. Вам же казалось, что он спасает вас и, если бы остальные трое были бы более решительны, он лишился бы всего. Вас же спасло то, что вы уже возвращались, останься хотя бы еще – вас бы уже ничего не спасло.
И все же ваш поступок достоин восхищения, и я нисколько не преуменьшаю его.
И знаете, что я вам скажу? Вам никогда не приходило в голову, что вам повезло,
что золота вы добыли мало? А если бы его было много? В этом случае как вы думаете, эта история могла закончиться благополучно конкретно для вас? Ведь вы были для них чужими, мне с самого начала показалось необычным решение деда взять вас с собой. У меня не возникло бы таких вопросов, если бы вы отправились с “обычными“ людьми, но это были уголовники, вы даже не знаете за что они сидели и сколько раз!
Особое опасение внушает мне “Бритва”. Вы, кажется, не задумывались над его кличкой, а в их мире они не даются просто так.
–Не знаю. Может быть, – неуверенно начал Карен. – Может вы правы, но я все же благодарен судьбе и деду. Я многому научился, в 17 лет у меня был уже опыт, который не выпадает другим за всю жизнь. Иногда я думаю, что на мою долю выпало испытание, которое я выдержал. В моей истории не было никаких прикрас и преувеличений, я начал по-новому ценить в людях решительность и смелость. Мне выпал шанс увидеть мир и людей совершенно с другой стороны, и я должен отметить следующее – ни в одном из четырех я не заметил жадности и уверен, что намыв мы в сто раз больше, эта история имела бы очень благоприятное завершение. Они были все суеверны, даже чересчур, они хотели убить меня за то, что я принес им невезение, в этом же случае – они должны были держаться меня раз у меня “счастливая рука“.
–Не хочу спорить, да и не имеет смысла, – мотнул головой Ардвил. – Мы слишком увлеклись рассказом и даже забыли про пиво. Вы любите шахматы? Тогда я предлагаю помериться силами.
Как потом выяснилось Карен, считавший себя хорошим шахматистом, не смог из трех партий выцарапать себе хоть какое-то преимущество. Слишком уж сильным оказался противник.
Ардвил расстался с ним тепло и взял с него обещание, что он его еще навестит. “Если меня не окажется в саду, значит я дома”, – сказал он, на прощание крепко пожимая ему руку.