Пришлая
Шрифт:
«Знать бы только, чем моряк так обязан господину Роджи, раз уж он, жертвуя своей репутацией, взял меня на борт и согласился подкинуть до Авэль» — размышляла я, все еще утирая глаза.
— Мальчик! Помоги-ка мне, — раздалось у меня за спиной.
Я с опаской, пытаясь не делать резких движений, обернулась.
Пухленький мужчина с длинными, собранными в хвост русыми волосами, волок перед собой огромный чан, закопченный с боков. Подмышкой у него были зажаты плошки.
Я подошла и переняла у него грязную посуду. Пухляк поставил чан на пол и извлек из кармана деревянные ложки. Сунул их мне в карман камзола.
— Гастус велел мне взять тебя под свое крыло, так что иди за мной, — скомандовал он. — Будем отмывать посуду. А потом ужин готовить.
— Хорошо, — облегченно отозвалась я. Толстяк выглядел куда безобиднее Дерга и Колина.
— Мы же с тобой еще не знакомы, — заулыбался он, и его лицо расплылось, словно блин на сковородке.
— Не знакомы, — согласилась я. — Мое имя Аван.
— А мое — Икар. Я кок «Рыбня».
Я чуть не выронила из рук посуду.
— Икар? — переспросила я, всеми силами пытаясь не расхохотаться.
Нервное напряжение, вызванное потасовкой, кажется, начало отступать.
— Тебя зовут Икар?
Толстяк кивнул.
— Это кажется тебе смешным?
— Нет, нет! — замотала я головой, но тут же сморщилась и оперлась о перила борта рукой. Вестибулярный аппарат снова дал сбой.
— Мутит? — заботливо поинтересовался Икар. — Ничего, с новичками бывает. Ты привыкнешь.
Спорить я не стала, но зареклась больше плавать по морям Иппора без острой на то необходимости. А тем более, в компании малознакомых мужчин.
Нагнав Икара я вновь глупо заулыбалась, то и дело поглядывая на него: «Если Икар из легенды моего мира был подобной комплекции, то напрасно все грешат на солнце, растопившее воск его самодельных крыльев, — я едва слышно прыснула, скрыв смех приступом кашля. — Думаю, такой Икар и без посторонней помощи камнем рухнул бы на землю, едва только оказался в воздухе».
А пухляк шел впереди меня, с невозмутимым видом волок чан и наверняка откровенно недоумевал, что вызвало у меня такой нездоровый приступ веселья.
Глава 19. Странный народ
Путь был длинным. Но ела я совсем мало. Пока помогала коку кашеварить, и без того пару раз выбегала на палубу, отчаянно прижимая руки ко рту. Так что к концу пути я была напрочь измучена тошнотой, исхудала, а лицо мое приобрело зеленовато-серый оттенок.
— Точно есть не будешь? — подошел ко мне, сидящей на полу и привалившейся спиной к стене каюты Гастуса, Икар.
Я в ответ только помычала.
— Останешься здесь?
Снова мычание.
Мужчина поджал губы и побрел в трюм, покачиваясь из стороны в сторону, будто пингвин. А я прикрыла глаза и попыталась представить, что просто-напросто лежу в своей постели, а не качаюсь на волнах уже который день подряд.
На ночь в трюм я не спускалась: там Дерг и Колин. Попроситься к Гастусу тоже не смела: «Он и так выручил меня уже несколько раз!» — нахмурилась я и поплотнее закуталась в камзол Юджина.
Так я и проводила ночь за ночью на палубе, дрожа от холода.
В те короткие минуты, которые и сном-то назвать можно с натяжкой, я видела то Сореса, в виде огромного ворона кружащего надо мной, на котором, ко всему прочему, верхом сидел Ксандер Ридд, размахивающий мечом, то свой дом и своих родных.
Как всегда улыбчивая мама сидела рядом и гладила меня по спине своей теплой ладонью. Я поглядела в ее светлые, добрые и такие родные глаза.
— Как же я тебя люблю, мам, — прошептала я, а мама засмеялась таким знакомым смехом.
— Нет, — покачала она головой. — Не любишь.
Все вокруг закружилось, завихрилось, но я изо всех сил пыталась удержать сон.
— Люблю! Очень люблю! — воскликнула я.
Но мама снова покачала головой.
— Не любишь. Ведь ты умерла, Лиза. Ты причинила мне столько боли.
Голубые мамины глаза подернулись сероватой дымкой. Она вдруг вцепилась в мое плечо.
— Ты умерла, Лиза. Слышишь? Ты меня совсем не любишь!
Я попыталась вырваться, но мама крепко держала меня за плечо и кричала, все меняясь в лице: «Ты умерла, слышишь? Слышишь?!»
— Эй, парень! Слышишь?
Дернувшись, я очнулась и тут же попыталась вскочить на ноги. Кто-то усердно меня тормошил.
— Просыпайся. Приехали, — недовольно проворчал Гастус, отходя в сторону. — Авэль. Будь он неладен.
Протерев глаза, я попыталась разглядеть хоть что-то. Утро было хмурым, даже солнце еще толком не проснулось. Чего уж говорить обо мне.
— Но мы ведь еще очень далеко, — перевалилась я через перила, вглядываясь в малюсенькую зеленую точку на горизонте.
— Мы не станем входить в Уноэссо, это слишком опасно. Видишь те горы? — ткнул пальцем Гастус вдаль. — Они окружают остров. А перебраться через них можно лишь минуя тот узкий пролив, называемый «вратами». Но Уноэссо бушует, и если «Рыбень» напорется на камни… — моряк цвиркнул сквозь зубы, — пиши пропало. Так что ты уж сам как-нибудь дальше.
Понятно. Гастус не мог позволить себе рисковать своим кораблем и командой ради меня.
«Отлично утро началось» — уныло поглядела я в море.
Подле корабля оно было спокойным, практически не волновалось. Зато вдали, за узким, окруженным острыми серыми камнями проливом вода словно кипела. Даже цвет у нее то и дело менялся! Становился то алым, то нежно лиловым, то вообще темнел до пугающей черноты.
— Но не вплавь же мне пускаться! — взмолилась я, глядя как команда «Рыбня» уже в полном составе, выползала из трюма на палубу, зевая и потягиваясь. — А лодки у вас случайно нет?