Пришпоренный
Шрифт:
Хорнблауэр считал корабли на Брестском рейде, сознавая, что эта ежедневная рутина — крайнее, самое дерзкое выражение морского владычества Англии. У Англии есть сердце, рука и мозг, а он сам и «Отчаянный» — чуткий кончик пальца этой длинной руки. Девятнадцать линейных кораблей — два из них трехпалубные. Семь фрегатов. Те же, что вчера. Ни один из них не выскользнул ночью незамеченным, через проходы Фур или Ра.
— Мистер Форман! Сигнальте флагману, пожалуйста. «Враг на якоре. Ситуация не изменилась».
Форман не раз уже подавал этот сигнал, но Хорнблауэр, ненавязчиво наблюдая за ним, видел, что он проверяет номера по сигнальной книге. Форман обязан знать назубок тысячу условных сигналов, но это хорошо, что он проверяет себя, когда позволяет время. Одна неверная цифра может послать сообщение, что неприятель вышел из залива.
— Флагман подтверждает, сэр, — доложил Форман.
— Очень хорошо.
Пул, вахтенный офицер, занес этот эпизод в черновой журнал. Матросы мыли палубу, солнце вставало на горизонте. Начинался погожий день, обещая быть таким же, как любой другой.
— Семь склянок, сэр, — доложил Провс. Полчаса до конца отлива, время поворачивать прочь от наветренного берега, пока не начался прилив.
— Мистер Пул! Поворот через фордевинд, пожалуйста. Курс вест-тень-норд.
— Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, мистер Буш.
Буш знал, что лучше не вступать в дальнейшие разговоры. Он сосредоточился на том, как матросы перебрасопливают грот-марсель, и как Пул управляет кораблем, Хорнблауэр прочесывал подзорной трубой северный берег, ища признаки перемен. Внимание его привлек небольшой гребень, за которым встретил свою смерть капитан Джонс. В это время Пул доложил:
— Ветер становится западнее, сэр. Не могу держать вест-тень-норд.
— Держите вест-норд-вест, — сказал Хорнблауэр, не отрывая подзорную трубу от глаза.
— Есть, сэр. Вест-норд-вест, курсом крутой бейдевинд. — В голосе Пула чувствовалось облегчение. Редкий офицер не занервничает, докладывая капитану, что его последний приказ невозможно исполнить.
Хорнблауэр почувствовал, что Буш встал рядом с ним, направив подзорную трубу в ту же сторону.
— Войсковая колонна, сэр, — сказал Буш.
— Да.
Хорнблауэр видел, как голова колонны взбирается на гребень. Теперь он следил, какова же будет ее длина. Колонна вползала на гребень, похожая издали на гусеницу. А! Вот и объяснение. Рядом с гусеницей появилась цепочка муравьев. Полевая артиллерия — шесть пушек, зарядные ящики, позади армейская фура. Голова гусеницы уже вползла на следующий гребень, и только тогда хвост появился на первом. Пехотная колонна длиною более мили, пять тысяч солдат или даже больше — дивизия с сопутствующей батареей, может быть, это просто маневры части Брестского гарнизона, но в таком случае они движутся что-то слишком поспешно и целенаправленно.
Хорнблауэр повел трубой дальше вдоль берега. Вдруг он вздрогнул и сглотнул от возбуждения. Характерный люггерный парус французского каботажного судна огибал мыс Сен-Матье. За ним еще два — и еще. Неужели кучка каботажных судов пытается прорваться в Брест среди бела дня на глазах у «Отчаянного»? Очень маловероятно. Загремели пушки — видимо, стреляла полевая батарея. За каботажными судами появился английский фрегат, за ним другой; их стало видно, когда маленькие суденышки начали поворачивать оверштаг. Когда же суденышки легли на другой галс, ясно стало, что они не несут флагов.
— Призы, сэр. А это «Наяда» и «Дорида» — сказал Буш. Видимо, два британских фрегата проползли под покровом тьмы через пролив Фур в обход Уэссана и захватили каботажные суда, укрывшиеся в заливчиках Ле Конке. Без сомнения, отличная операция, но если бы батарея Пти Мину не была взорвана, призы не удалось бы сюда привести. Фрегаты легли на другой галс, следуя в кильватере каботажных судов, словно пастушьи собаки за стадом овец. Они с триумфом вели свои призы к Прибрежной эскадре с тем, чтобы отправить их в Англию для продажи. Буш опустил подзорную трубу и смотрел прямо на Хорнблауэра. К ним подошел Провс.
— Шесть призов, сэр, — сказал Буш.
— На тысячу фунтов потянет каждый, сэр, — заметил Провс. — Больше, если это флотские припасы, а я думаю, оно так и есть. Шесть тысяч фунтов. Семь тысяч. И продать их можно без хлопот, сэр.
В соответствии с королевской декларацией, изданной сразу по объявлении войны, призы, захваченные Королевским Флотом, становились полной собственностью тех, кто их захватил. Такова традиция.
— А мы были вне пределов видимости, сэр, — сказал Буш.
Та же декларация включала в себя условие: стоимость призов, за вычетом адмиральской доли, делилась между всеми кораблями, находившимися в пределах видимости на момент, когда захваченное судно спустило флаг.
— Мы и не могли там быть, — сказал Хорнблауэр. Он честно подразумевал, что «Отчаянный» был слишком занят наблюдениями за Гулем. Однако слова его были поняты превратно.
— Нет, сэр, пока… — Буш вовремя оборвал фразу, в которой иначе можно было бы усмотреть бунт против начальства. Он чуть было не сказал: «пока нами командует адмирал Паркер», но остановился, поняв, что Хорнблауэр имел в виду.
— Одна восьмая составит почти тысячу фунтов, — продолжал Провс.
Восьмая часть стоимости призов, по декларации, делилась между лейтенантами и штурманами, принимавшими участие в захвате. Хорнблауэр делал свои подсчеты. Две восьмых делили между собой капитаны, и, если б «Отчаянный» участвовал в операции вместе с «Наядой» и «Доридой», Хорнблауэр стал бы богаче на пятьсот фунтов.
— А ведь это мы открыли им путь, сэр, — продолжал Провс.
— Это вы, сэр… — Буш во второй раз оборвал фразу.
— Таковы прелести войны, — весело сказал Хорнблауэр. — Вернее, ее неприятности.
Он был твердо убежден в порочности всей системы призовых денег, которая, по его мнению, снижала боевые качества флота. Он сказал себе, что просто зелен виноград, что считал бы иначе, случись ему заработать много призовых денег. Но сейчас он не мог себя переубедить.
— Эй, на баке! — закричал Пул, стоявший возле нактоуза. — Бросать лот на русленях!