Пришпоренный
Шрифт:
Ветер ревел и брызги окатывали палубу. Вся ночь наполнилась шумом. Хорнблауэр ухватился за коечную сетку. Он видел в детстве, как цирковые наездники мчатся по кругу, стоя на двух лошадях одновременно. Ему сейчас приходилось не легче. И цирковым наездникам не выплескивают периодически в лицо по ведру воды.
Сила ветра все время немного менялась. Это нельзя было даже назвать порывами; Хорнблауэр заметил, что ветер с каждым разом крепчает, но потом уже не слабеет. Подошвами ног, ладонями рук Хорнблауэр чувствовал, что «Отчаянный» все сильнее кренится и все хуже слушается руля. Слишком много парусов. Хорнблауэр стоял всего в ярде от Янга, но ему пришлось кричать:
— Четыре рифа на марселях!
— Есть, сэр.
Матросы с трудом
Янг слегка повернул штурвал и паруса снова наполнились. «Отчаянный» накренился, яростно борясь с ветром. Лучший пример победы человеческого разума над слепыми силами природы — корабль, несущийся вперед тем быстрее, чем сильнее дует ветер, стремящийся его уничтожить. Хорнблауэр с трудом добрался до нактоуза и посмотрел, куда идет судно, просчитывая боковой снос и одновременно держа в голове карту побережья. Рядом стоял Провс, очевидно, занятый тем же самым.
— Я думаю, мы удаляемся от берега, сэр. — Провсу приходилось кричать каждый слог по отдельности. Хорнблауэр был вынужден поступать так же.
— Попробуем еще, пока можем.
Удивительно, как быстро летит время. Уже скоро рассвет. А шторм все усиливается: прошло двадцать четыре часа с тех пор, как Хорнблауэр почувствовал первые признаки его приближения, а он все еще не набрал полной силы. Похоже, он не скоро начнет стихать, дня через три, не раньше. Даже если шторм утихнет, ветер долго еще может дуть с запада, задерживая водоналивные и провиантские суда на пути из Плимута. И даже если они придут, «Отчаянный» может в это время оказаться на своей позиции вблизи Гуля.
— Мистер Буш! — Хорнблауэру пришлось подойти вплотную и ухватить Буша за плечо. — С сегодняшнего дня мы уменьшаем выдачу воды. До двух третей.
— Есть, сэр. Я думаю, это правильно, сэр. Буша мало беспокоили трудности, касались они матросов или его самого. Речь шла не об отказе от роскоши — уменьшить выдачу воды значило ухудшить и без того тягостное существование. Обычно выдавали по галлону в день на человека, и этого едва хватало, чтобы выжить. Две трети галлона в день — это неимоверно мало; через несколько дней ни о чем кроме жажды невозможно станет думать. И тотчас, словно в насмешку, заработали помпы. Упругость и гибкость, позволявшие «Отчаянному» выдерживать удары волн, означали однако, что воде легче проникнуть внутрь через швы выше и ниже ватерлинии. Вода накапливалась в трюме — один… два… три фута. Пока шторм не утихнет, команде придется, выбиваясь из сил, шесть часов ежедневно — по часу каждую вахту — откачивать воду.
Забрезжил серый рассвет. Ветер все усиливался и «Отчаянному» невмочь стало с ним бороться.
— Мистер Карджил! — (Карджил теперь стоял на вахте ) — Мы ляжем в дрейф. Положите судно под грот-стень-ги-стаксель.
Хорнблауэру пришлось орать во всю глотку. Наконец Карджил согласно кивнул.
— Все наверх! Все наверх!
Несколько минут тяжелой работы и дело сделано. Убрали марсели, «Отчаянный» уже не кренился так круто. Более мягкое действие грот-стеньги-стакселя удерживало его относительно прямо, и рулю не требовалось таких усилий, чтоб удерживать маленькое судно против ветра. Теперь оно вздымалось и падало посвободней, более причудливо и с меньшим напряжением. Шлюп по-прежнему бешено подпрыгивал и по-прежнему черпал воду наветренным бортом, но поведение его изменилось, стоило ему покориться ветру, отказаться от борьбы со стихией, грозившей разорвать его напополам.
Буш, указывая в наветренную сторону, протягивал Хорнблауэру подзорную трубу. Серый горизонт, поминутно заслоняемый вздымающимися валами, был еле виден. Небо и море заплясали перед объективом. Прочесывать горизонт в направлении, указанном Бушем, было трудно, делать это приходилось урывками, но наконец что-то мелькнуло в поле зрения. Вскоре Хорнблауэру удалось снова поймать его в подзорную трубу — сказывались долгие годы обращения с этим прибором — и рассмотреть получше.
— «Наяда», сэр, — прокричал Буш в самое ухо. Фрегат был в нескольких милях с наветренной стороны. Он, как «Отчаянный», лежал в дрейфе, поставив один из новомодных штормовых марселей, очень узкий и без рифов. Это, видимо, давало большие преимущества — даже одно снижение веса не могло не сказаться — но Хорнблауэр, глядя, как ведет себя «Отчаянный» под грот-стеньги-стакселем, не испытывал недовольства. Из вежливости он мог бы сказать об этом, возвращая трубу, но даже вежливость не могла заставить его беседовать на таком ветру, и Хорнблауэр ограничился кивком. Присутствие «Наяды» на западе подтверждало, что «Отчаянный» занял верную позицию, а за «Наядой» Хорнблауэр различил «Дориду», вздымавшуюся и падавшую на самом горизонте. Хорнблауэр сделал все, что от него требовалось. Разумный человек в таком случае должен позавтракать, пока есть такая возможность. Разумный человек не станет обращать внимание на желудок, встревоженный новым характером качки.
Приятная неожиданность случилась, когда Хорнблауэр добрался до своей каюты: явился с докладом Хьюфнил баталер, и выяснилось, что при первых признаков надвигающегося шторма Буш и Хьюфнил подняли с постели кока и заставили его варить пищу.
— Это замечательно, мистер Хьюфнил.
— Таков был ваш приказ, сэр.
Хорнблауэр вспомнил. Он оставил такую инструкцию как только прочитал приказы Корнваллиса, указывающие позицию «Отчаянного» на время западных штормовых ветров. До того, как из-за шторма пришлось погасить на камбузе огонь, Симмондс успел сварить в корабельных котлах триста фунтов соленой свинины и триста фунтов сушеного гороха.
— Почти совсем доварились, сэр, — сказал Хьюфнил. Значит ближайшие три дня — или даже четыре — матросы будут есть не одни сухари. Они получат холодную отварную свинину и холодную гороховую похлебку — ту самую, которой, согласно детской песенке, обжегся человек с Луны.
— Спасибо, мистер Хьюфнил. Вряд ли шторм продлится более четырех дней.
Столько и продолжался этот шторм, за которым наступила зима — худшая зима, какую знало человечество. Эти четыре дня «Отчаянный» лежал в дрейфе, волны молотили его, ветер бичевал. Хорнблауэр озабоченно просчитывал боковой снос. Когда ветер стал севернее, внимание Хорнблауэра с Уэссана переключилось на остров Сен, южнее подступов к Бресту. Лишь на пятый день «Отчаянный» смог поднять взятые в рифы марсели и лавировать обратно на позицию, а Симмондс — развести на камбузе огонь и накормить команду — а с ней и Хорнблауэра — горячей отварной говядиной вместо холодной вареной свинины.
Даже и теперь свежий ветер вздымал Атлантические валы на всю их исполинскую высоту. «Отчаянный» взлетал вверх, а потом стремительно падал вниз, одновременно закручиваясь штопором под ударами волн, бьющих в наветренный борт, по-своему, по-особому шатался, когда набегала «бродячая волна», и еще хуже раскачивался, когда необычно высокий вал отнимал ветер у парусов. Но помпы, работая по часу каждую вахту, поддерживали трюм сухими, а меняя галс каждые два часа, «Отчаянный» с трудом лавировал обратно в открытое море, выигрывая не более полумили против ветра на каждом галсе, чтобы в конце концов к следующему шторму добраться до прежней, более безопасной позиции.