Присяга леди Аделаиды
Шрифт:
— Это вы, мистер Бичер, пришли нанести мне визит в моем доме? — воскликнул Дэн таким же дружелюбным тоном. — Здесь больше места принять вас, чем было у меня в «Отдыхе Моряков». Почему вы не подойдете к милорду? Отец ваш уже с ним говорил.
— Сэр, как вы могли обманывать нас таким образом? — с упреком возразил Бэн Бичер. — Если бы мы знали, что вы лорд Дэн, или почти что лорд, разве мы раскрыли бы вам наши тайны? Вам все о нас известно, даже самое худое.
Уильям Дэн захохотал.
— Я очень этому рад, Бичер. Это самое лучшее несчастье,
— Да, сэр, мы можете шутить, но ведь у вас теперь есть возможность сослать нас на каторгу хоть завтра по одним вашим уликам.
— И вы думаете, что я способен это сделать?
— Послушайте, сэр, — сказал Бичер, понизив голос, — я вам клянусь, что нас уговорил на этот скверный поступок молодой Лестер. Он…
— Шш, Бичер! — поспешно и торжественно предостерег его Уильям Дэн. — О прошлом никогда не нужно говорить. Мы все согласились, что кто прошлое помянет, тому глаз вон.
— Это относится ко всему прошлому, мистер Лидни?
— Мистер Дэн, — поправил Уильям, полушутя и желая успокоить этого человека.
— К черту мою память! Впрочем, я хотел бы, чтобы вы не были мистером Дэном; ведь вы знаете все о нашем браконьерстве, сэр, и все наши места — вы знаете все!
— Я намерен забыть, что я это знаю, Бичер. Что прошло, о том нечего и говорить. Но я хочу, чтобы вы обещали мне вести себя впредь как следует.
— Вести себя как следует! — сомнительно повторил Бичер.
— В нашей первой встрече в лесу, которую вы, может быть, не забыли, я сказал вам, что меня не касается, если вы будете рыскать целый день по Дэнскому парку с ружьем в одной руке и с силками в другой, так как этот парк не мой. Конечно, парк принадлежал моему отцу, но пока находился во владении того, кого тогда называли лордом Дэном. Я сказал вам также, что если бы парк был мой, тогда дело другое. Теперь вы должны понять, Бичер, что моя обязанность защищать землю моего отца, и я буду это делать. Я более забочусь о хороших поступках человека, чем о всех фазанах в Англии, но все-таки я уважаю и буду поддерживать законы о дичи. Не можем ли мы оставаться с вами друзьями, Бичер, несмотря на эти законы?
— Друзьями? — повторил молодой браконьер с глубоким чувством.
— Я сказал: друзьями. Если мы не останемся друзьями, это будет ваша вина. Вы не должны думать, что я воспользуюсь прошлым иначе, чем для вашей пользы. Вы когда-то сказали, Бичер, что если бы с вами и с вашими товарищами поступали добрее, вы могли бы быть другими людьми. Что, если вы станете другим человеком с нынешнего дня? Я помогу вам. О, Бичер, неужели вы думаете, что я могу нанести вам вред? Мы не можем принести пользы ни себе, ни другим, если станем делать вред людям.
Бичер не отвечал, лицо его подергивалось.
— Вам предоставят приличную работу и будут платить хорошо. Я хочу, чтобы мне хорошо служили, а я, со своей стороны, намерен быть для работников внимательным другом. Да, Бичер, я намерен это
Браконьер робко протянул свою руку.
— Да, я обещаю, сэр; мне надоела жизнь, которую я веду, да и другим тоже, а это последнее дело напугало нас всех. Я буду поступать так, как вы прикажете, с нынешнего дня.
— Решено, — сказал Уильям Дэн, искренне пожимая его руку. — И я надеюсь, Бичер, что мы никогда не нарушим нашего уговора.
Более всех, казалось, желал примириться с обстоятельствами Герберт Дэн. Он поступал благоразумно. Правда, он вдруг лишился и звания, и состояния, но он никогда не имел на них права и бессознательно был самозванцем. Лорд Дэн намеревался укрепить за ним хороший доход. Дело могло кончиться гораздо хуже для бывшего лорда, да и какое облегчение лишиться страшного кошмара, тяготившего его душу! Это само по себе казалось блаженством.
— Вы, должно быть, были очень удивлены, когда узнали, кто был привезен в спасательной лодке? — заметил он, разговаривая с Рэвенсбердом в этот день.
— Удивлением этого назвать нельзя, — отвечал Рэвенсберд. — Это будет недостаточно сильным выражением. Милорд начал задавать мне разные вопросы на другой день после того, как он спасся от кораблекрушения, и узнал, что в замке живете вы, сэр, а не брат его. Вдруг он снял свой пунцовый зонтик, сел на постель и спросил, узнаю ли я его. Я чуть не свалился с ног от удивления. Между нами началось совещание, говорить ли Софи. Милорд боялся, что она разболтает тайну, но я видел, что от нее скрывать нельзя, потому что она наверняка его узнает. Как ей удалось не проболтаться, над этим вечно будут все подшучивать, но милорд грозил ей разными неслыханными наказаниями, если она проболтается.
— Рэвенсберд, — сказал Герберт Дэн, отогнав задумчивость, — вы были свидетелем драки на утесах в ту ночь? Я полагаю, что лорд Дэн рассказал вам все.
— Он рассказал мне все, сэр, но не мое дело упоминать об этом, — отвечал Рэвенсберд с уважением. — Я не был свидетелем драки, я не был на утесах в ту ночь.
— Однако вы не хотели говорить, где вы были, когда отлучались из «Отдыха Моряков».
— Это из упрямства, сэр, другой причины не было. Софи обещала придти на свидание со мною, и мы гуляли с задней стороны замка.
— Кого вы подозревали в то время?
— Если уж я должен сказать, то подозревал я вас, сэр. Разумеется, я не знал этого точно, мое мнение колебалось; я почти был уверен, что вы ссорились с ним, но, с другой стороны, вы, кажется подозревали меня, а потом стали подозревать разносчика. Я не был уверен ни в чем до тех пор, пока милорд не воротился домой. Софи также сначала подозревала вас и думала, что леди Аделаида хочет выдать меня, скрывая вас, но я приложил все силы, чтобы развеять ее подозрения; это могло довести до какой-нибудь беды, и я сам не знал ничего наверно.