Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Все помертвели. Вонь. Холод. Каждый, я в этом не сомневался, ощутил НЕЧТО. Некое ПРИСУТСТВИЕ.
— Что это означает? — все еще делал попытки Зукка. — Эта фраза — что она значит?
Люк сотрясся от хохота, глубинного, сокровенного. Потом его голова упала, он отключился. Гипнотизер окликнул его. Никакого ответа. Сеанс был окончен — «видение» Люка оборвалось на этой непонятной фразе.
Зукка дотронулся до своего наушника:
— Он в обмороке. Снимите аппаратуру и перевезите его в палату реанимации.
В полном безмолвии Тюилье
Вдруг мне послышался тихий шепот. Я повернул голову. Отец Кац, уперши взгляд в свой требник, бормотал на латыни: «…Deus et Pater Domini nostri Jesu Christi invoco nomen sanctum tuum et clementiam tuam supplex exposco…»
Быстрыми движениями он обрызгивал водой медицинскую аппаратуру.
Неизменная святая вода.
Экзорцист смывал следы дьявола.
96
— Смешно.
— Я тебе просто рассказываю, что произошло.
— Шуты гороховые.
Манон казалась простуженной — она говорила в нос. Я только что пересказал ей сцену в Отель-Дье. Она сидела на кровати в спортивном костюме, скрестив босые ноги. Она замечательно убралась в комнате. На одеяле не было ни единой морщинки. За несколько дней Манон выявила все непорядки в моей квартире и постоянно с ними боролась.
— Нет, там все принимали это всерьез.
— Вся моя жизнь прошла в окружении психов. Мать со своими молитвами, Белтрейн со своей аппаратурой… Но вы, легавые, вы еще хуже!
Она запросто причислила меня к своим притеснителям. Я сделал вид, что ничего не заметил. Манон раскачивалась на кровати, вцепившись руками в ступни. Из полумрака проглядывали округлость ее щеки, полоска лба, недобрый взгляд. Снаружи беззвучно моросил серый дождь.
— Во всяком случае, — продолжала она, — бред Люка не доказывает, что я пережила то же самое.
— Конечно. Но убийство твоей матери, как ни крути, наводит на мысль о негативном предсмертном опыте. Убийца мог действовать под влиянием сходной психической травмы и…
— Ты подразумеваешь меня?
Я не ответил. Подцепив ногой стоявшую у стены картонную коробку, я придвинул ее к кровати и сел напротив Манон.
— Для судебного следователя — это всего лишь одна из версий, — продолжал я успокаивающим тоном. — Хотя она, похоже, и склонна верить в такого рода…
— Вы все ненормальные.
— Но у нее ничего нет, ты понимаешь? Ни малейшей зацепки, никаких мотивов…
— Значит, вам ничего не остается, как взяться за сиротку.
— Ты не должна беспокоиться. Маньян тебя уже допрашивала. Сарразен составил протокол. Все убеждены в твоей искренности.
Она недоверчиво кивнула головой. Ее волосы ниспадали двумя гладкими потоками. Просто иллюстрация к сказке.
— А Люк, он-то зачем этим занимается?
— Он хочет довести до конца свое расследование. Он убежден, что убийца твоей матери принадлежит к числу «лишенных света».
— И он уверен, что я из банды этих извращенцев. Он уверен, что я убийца.
Это был не вопрос, а утверждение. Она добавила:
— И ради всеобщего спокойствия я должна проделать такой же трюк, да? Порыться в своих воспоминаниях под гипнозом?
— Еще не пришло время.
Через мгновение я понял, что попался в ловушку. Манон хотела узнать, думал ли я о такой возможности, или, наоборот, эта мысль меня только возмутит. Своей спокойной реакцией я выдал себя с головой.
— Катитесь вы все к черту, — прошептала она. — Никогда не поддамся вашим бредням.
Она упала на спину и закрыла лицо подушкой. Джемпер у нее задрался, обнажив пупок. Я вздрогнул. Мной овладело желание. Но о его удовлетворении теперь не могло быть и речи. Я оказался в стане ее врагов.
Вдруг Манон села и отшвырнула подушку. Лицо ее было залито слезами.
— КАТИСЬ К ЧЕРТУ!
Я ехал к себе в Контору.
В новой взятой напрокат машине я собирался с мыслями. С самого возвращения в Париж я собирал данные об университетском образовании Манон и ее вероятном местопребывании во время убийства. Замошский сказал правду — у нее не было алиби. Тогда целую неделю ее никто не видел.
Я расспросил по телефону швейцарского полицейского, который допрашивал ее перед тем, как она попала в руки Маньян. Манон встретили у двери ее квартиры 29 июня, через два дня после обнаружения тела Сильви. Она не смогла уточнить, что она делала в последние дни.
В отношении ее университетского образования поляк тоже оказался прав. По факсу я получил полный отчет о прослушанных ею курсах. Основная специальность — «биология, эволюция и природопользование», три дополнительно сданных предмета — токсикология, ботаника и энтомология. А также факультатив по фармацевтике. Это ничего не доказывало, за исключением того, что Манон была достаточно компетентна, чтобы терзать человеческое тело так, как было истерзано тело ее матери…
Корина Маньян наверняка все это знала, но против Манон не было никаких улик. Пришлось прекратить разработку этой версии. Маньян даже собиралась закрыть дело. Но теперь вмешательство Люка всколыхнуло все подозрения. Видела ли Манон «что-то» в 1988 году, когда находилась в коме? Изменило ли ее это давнее переживание так же, как Агостину? Спровоцировало ли оно шизофрению, которая привела к раздвоению личности?
Я вошел к себе в кабинет и бросил на стол кипу бумаг, которую вынул из своей почтовой ячейки. У меня на автоответчике было несколько сообщений, два из них — от Натали Дюмайе. Она хотела знать, чем закончился утренний сеанс. После моего возвращения комиссар все время меня шпыняла. Она была недовольна моим исчезновением и лаконичными объяснениями, которые я ей представил.