Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— В ту ночь Ларфауи был не один. С ним была проститутка. Она тебя заметила. Она все время твердила про священника.
— Мне понравилась эта идея: переодеться в попа, чтобы пустить кровь.
Люк поднял пистолет. Я предпринял последнюю попытку:
— Если я единственный посвященный, зачем меня убивать? Я ни до кого не смогу донести твое слово.
— Когда изображение в зеркале совершенно, пора разбить зеркало.
— Но никто никогда не узнает твоей истории!
— Наше поле битвы лежит в другом
— Что ты будешь делать… потом?
— Буду продолжать, меняя методы. Единственный для меня путь — путь к дьяволу.
Люк встал и навел на меня пистолет. Только тут я заметил, что у него в руках мой «глок». Когда он его у меня украл? Он приставил ствол мне к виску: Матье Дюрей застрелился из своего табельного оружия. После фиаско своего расследования, смерти Манон и убийства семьи Субейра — что может быть более естественным?
— Прощай, Михаил Архангел.
Грохот выстрела отдался во всем моем теле. Сейчас придет острая боль, затем небытие. Но ничего подобного не последовало. Кровь не брызнула. Порохом не запахло. «Глок», прижатый к моему виску, не дымился. Оглушенный, я повернул голову.
Мой пистолет выпал из пальцев черного ангела. Прежде чем я успел шелохнуться, Люк ошарашенно протянул ко мне руку и опрокинулся через перила назад, в бездну.
Когда он исчез, в поле моего зрения возникла плотная черная фигура.
Даже против света я узнал своего спасителя.
Это был Замошский, нунций, поборник справедливости из Кракова.
Белый воротничок, темная накидка — хоть сейчас исповедует и соборует.
Подтвердилось мое первое впечатление.
Этот человек словно родился с пушкой, которая дымилась сейчас в его руке.
122
Земля, небо, горы.
На востоке, над горным гребнем, занималась заря.
Два черных «мерседеса» стояли на парковке под присмотром горстки священников, ждавших своего наставника — своего генерала.
Я обернулся. Замошский следовал за мной. Его квадратное лицо выделялось светлым пятном на темном фоне. Прямой нос, аккуратно постриженные серебристые волосы, невозмутимые черты лица. Невозможно было предположить, что он только что убил человека.
Я спросил:
— Как вы меня разыскали?
— Мы никогда не теряли из виду ни Манон, ни тебя, Матье. Мы должны были вас оберегать.
— Ее-то не уберегли.
— А кто виноват? Ты не обращал внимания на мои предупреждения. Всего этого можно было бы избежать.
— Я в этом не уверен, — ответил я. — И вы тоже.
Поляк отвел глаза. За его спиной под стальными арками скрывалась черная пасть пещеры. Я думал о Люке Субейра, сгинувшем в тишине и мраке. Мы даже не подумали о том, чтобы достать его тело, не произнесли над ним молитвы. Мы просто молча выбрались наверх, торопясь покончить с этим, а более всего — увидеть свет.
— А как там «Невольники»?
— Одна группа была благодаря тебе уничтожена в Юра. А другая — в Кракове. Тоже во многом благодаря тебе. Но очаги продолжают существовать. Во Франции, в Германии, в Италии. Мы следим за черной ибогой. Это тоже наша ниточка.
Я посмотрел вверх. Багрянец разливался по небосклону. Я зажмурился, наслаждаясь ледяным ветром, бившим мне в лицо. Почувствовал, как меня наполняет кипение жизни, и в то же время по коже прошла легкая дрожь.
— Я разочарован, — проговорил Замошский. — Таким образом, дело свелось к сумасшествию одного человека. Обманщика, игравшего в демона. Мы даже не приблизились к настоящему противнику.
Я открыл глаза. При свете зарождавшегося дня поляк выглядел постаревшим.
— Вы упускаете главное. У Люка был вдохновитель.
— Белтрейн? — Нунций устало пожал плечами.
— Белтрейн был всего лишь пешкой. Я говорю о Сатане. О том, кого Люк увидел в глубине жерла. О светящемся старике.
— Значит, ты в это веришь?
— Если в этом деле кто-то и был «лишенным света», то это сам Люк. Он ничего не придумал. Его поступки внушались ему сверхъестественной силой. Мы не встретили дьявола, но через Люка увидели его тень.
Замошский похлопал меня по спине:
— Браво. Я бы лучше не сказал. Ты созрел для того, чтобы присоединиться к нам. Ты вроде бы собирался вступить в монашеский орден. Почему бы не в наш?
Я указал на облаченных в черное воителей, стоявших среди длинных утренних теней:
— Искать Бога — значит искать мир, Анджей. Не войну.
— Ты создан для борьбы, — сказал он, сжимая мое плечо. — А мы последние рыцари веры.
Я не ответил. Над горами уже показался краешек солнца.
Замошский настаивал:
— Подумай хорошенько. У тебя бойцовская натура. Не созерцательная, не замкнутая на себе.
— Вы правы, — пробормотал я.
— Ты присоединишься к нам?
— Нет.
Я чувствовал рукоятку «глока» у себя на бедре.
Это ощущение давало уверенность, поддерживало.
— Так что же ты собираешься делать?
Я улыбнулся:
— Продолжать. Просто продолжать.
Чтобы быть сильным, нужно прислушиваться к советам своих недругов. Я решил последовать единственному разумному совету, который дал мне Люк еще во времена истории с коттеджем «Сирень»: «Нужно умереть еще раз, Мат. Убить христианина в себе, чтобы стать полицейским».
Да, я снова буду патрулировать улицы, бороться со злом, марать руки.
До самого конца.
Матье Дюрей, майор Уголовного отдела, без иллюзий и сожалений.
В третий раз воскресший из мертвых.