Притчи, приносящие здоровье и счастье
Шрифт:
Дальше Лиса слушать не стала – так ей сделалось обидно от этих слов тетки Клавдии, такая жалость к себе самой вдруг одолела, что решила Лиса не дожидаться заблудившегося гусенка или потерявшегося индюшонка, а решила без добычи отправиться в лес. Самое же обидное для Лисы в словах женщины было то, что в сказанном была доля правды: сколько уже жила Лиса на свете, а ни разу ей еще не доводилось хоть кого-нибудь на деревне хитростью изловить и в лес утащить. Да и сейчас, что греха таить, сидела Лиса возле сарая вроде как на охоте, а не верила, что хоть кого-нибудь изловить сможет; так только для самоуспокоения и сидела. Эх… В печали вернулась Лиса в свою норку в лесу и стала думать про житье-бытье свое лисье. И выводы были неутешительны. Впрочем, общий вывод для Лисы был ясен: надо делать что-то такое, чтобы доказать и миру вокруг себя да и себе самой,
И решила Лиса начать с малого – хитростью выманить курицу из деревни, выманить и съесть. Пусть люди, та же тетка Клавдия, будь она не ладна, знают, что лиса по-прежнему хитра и что нет никого ни в лесу, ни в деревне хитрее лисы! С такими мыслями пошла Лиса в деревню, пошла тогда, когда уже ночь настала. Нашла курятник и стала сладким голосом, как обычно делала ее родственница из сказок, выманивать курицу, рассказывая про то, какие в норке лисьей курицу поджидают зернышки, да как там в норке тепло, да как уютно… Курица возьми да и выйди – вылезла, глупая, из курятника своего, куда бы Лисе во веки веков не пробраться.
Лисе бы тут хватать Курицу да бежать в свой лес. Однако Лиса решила: уж хитрить так до конца, пойдем вместе с Курицей в лес, как подружки самые лучшие. Подумала так Лиса и сказала:
– Как же рада я, Курочка, что ты вышла ко мне! Пойдем же скорее!
– Пойдем, – согласилась Курица. – Только пойдем, Лиса, не той дорогой, что ты сюда пришла, а другой – короткой, вот этой, что проходит за моим курятником.
Лисе бы призадуматься, что что-то тут не так. Но Лиса так была уверена в себе, в своей при родной хитрости, что согласилась пойти в лес по дороге, указанной Курицей. И только вышли «подружки» за курятник, как Курица закудахтала громко-прегромко. И на это кудахтанье – откуда только взялись – выскочили злые и большие собаки. И бежала от них Лиса к лесу, и казалось бедной Лисе, что не лай собачий вслед ей несется по ночной дороге, а кудахтанье куриное, превращающееся в хохот. Еле рыжая унесла ноги свои да хвост свой пушистый от преследователей. По правде сказать, собаки и не хотели догонять Лису – больно она им нужна, все равно теперь уж точно на деревню больше не полезет. Лиса же об этом не знала, а потому посчитала спасение свое несомненной удачей. Хоть и не удалось доказать хитрость свою природную, за то удачливость удалось проявить, это уж точно. А впрочем, оказавшись в норе, отдышавшись, почистив мех свой рыжий и хвост причесав, решила Лиса, как собаки и предполагали, что на деревню она больше не пойдет. Да и зачем? Вон, курицы уже сделались умными! Пусть сами с собой тогда там и развлекаются. А она, Лиса, докажет хитрость свою не на деревне, а здесь, в лесу дремучем. Почему бы и нет?
Вот утро наступит, сразу и пойдет! Так Лиса и сделала, как задумала. Чуть настало утро, Лиса выбралась из норы и положилась на свой нюх – этого дара никто у Лисы пока не отнимал. И если с собаками равняться в нюхе Лисе не пришлось бы, то по лесу еще таких знатных нюхальщиков, как эта рыжая красавица, поискать. И нюх подсказал Лисе, что где-то не очень далеко обосновался в своей норке Заяц. «Ну, братец, – подумала Лиса, – тебя-то я уж точно перехитрю».
В этой уверенности и поспешила Лиса по тропинке, поспешила в ту сторону, откуда отчетливо чуяла запах Зайца. А, вот и норка. Эх, жаль, нельзя в нее так забраться – больно уж вход узок; так, верно, и задуман был, чтобы Лиса не могла хозяина потревожить. Однако Лиса пришла не столько нападать силою, сколько выманивать Зайца из норы хитростью. И стала Лиса, как и давеча подле курятника, рассказывать, как хорошо в ее норке, какие там запасы морковки и капусты, как там тепло и как сухо… Заяц и вышел.
Теперь Лиса, наученная опытом общения с Курицей, решила не поддаваться ни на какие уговоры Зайца, а сразу хватать его в охапку да тащить в свою нору. Но и Заяц не был, как видно, к переговорам расположен. Этот наглый зверек взял да и стукнул Лису по носу передней лапкой! Слыханное ли дело – зайчик бьет лисицу! А как стукнул, так ринулся бежать прочь. Лиса быстро пришла в себя и сразу же бросилась вдогонку за Зайцем. Ей бы оставить эту затею, поразмыслить немного, что такого быстрика ей ни в жизнь не догнать; да где уж быть хитрой, когда ярость глаза застилает. Бежит Лиса что есть духу, и кажется ей, что хвостик Зайца где-то меж деревьев мелькает. Вот еще, вот чуть-чуть, вот сейчас еще прыжок и Заяц будет настигнут… Сильный шлепок по спине останавливает Лису, и чья-то мощная лапа прижимает рыжую красотку к земле. Не сразу Лиса поняла, что произошло, а когда поняла, то не могла не ужаснуться: и зачем только побежала она за этим Зайцем? Побежала за маленьким зверьком, а попала в лапы к зверю большому – к самому Медведю.
Взял Медведь Лису за шиворот, поднял высоко над землей да как швырнул со всей своей медвежьей силы, что показалось Лисе будто летит она аж до самой Луны – так долго длился полет. Но до Луны долететь в этот раз у Лисы не вышло – плюхнулась рыжая в кучу сухих листьев, выбралась из нее, отряхнулась, хвост повесила и припустила к норке своей. Там, забравшись поглубже, призадумалась крепко: и Курица ее, бедную, перехитрила, и Заяц перехитрил; так, может, не так уж она, Лиса, и хитра, как в сказках про то в старину сказывали? И не хочется в это верить, а приходится – никуда не денешься. Видать, и взаправду, сказка-то всего лишь ложь.
Тайна старого чердака
Лавка по торговле тканями располагалась в первом этаже двухэтажного дома. Семья же лавочника – сам лавочник, жена его и сын – жила во втором этаже. Однако над этим вторым этажом был еще чердак. Вход на чердак был завален всяким хламом еще прежними хозяевами, поэтому дверь туда лет уже этак пятьдесят, а может, и все сто пятьдесят не открывалась.
Между тем сыну лавочника, мальчику Макарке, очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на то, что прячется за давным-давно проржавевшей железной чердачной дверью. Отец строго-настрого запрещал Макарке даже близко подходить к чердаку. И не то чтобы запрет этот был вызван какими-либо предсказаниями древними или там, скажем, снами вещими. Вовсе нет. Просто отец Макарки, всю жизнь занимавшийся делами торговыми, по натуре был рационалистом и потому полагал, что подступы к чердаку и сам чердак таят в себе для мальчика вполне осязаемые опасности: можно, например, удариться о какую-нибудь железяку головой или споткнуться и пребольно упасть на деревяшки.
Макарка же ничего такого не боялся, но был мальчиком весьма послушным и потому хоть и мечтал побывать на чердаке, а против воли отца своего пойти не мог. Так бы, верно, Макарка и вырос, не узнав, что же скрывается за железной дверью, если бы однажды Макарке не приснился странный сон. В этом сне Макарка шел по цветущему лугу – было так хорошо, так спокойно, так тепло. Но вдруг откуда-то навстречу Макарке вышел тощий измученный кабан; шерсть на нем свалялась клоками, а глаза так и бегали, так и бегали.
Макарка не испугался, а решил сражаться с кабаном. Однако намерения кабана, как выяснилось, не носили агрессивный характер. Наоборот: очень даже миролюбивым голосом кабан промолвил: «Ты, Макарка, должен будешь нынче же пойти на чердак. Как откроешь железную дверь, так и иди прямо на свет из маленького окошка. Там увидишь сундук. Открой крышку этого сундука, и тогда все сам поймешь».
Только хотел Макарка поподробней расспросить кабана про чердак, про дверь и про сундук, как неожиданно для самого себя мальчик проснулся. «Значит, это был сон, всего лишь сон», – с грустью подумал Макарка. Почему с грустью? А потому, что отец приучил мальчика не верить в разного рода мистику, к коей относил и сновиденья. Мальчик и не верил, хотя в этот сон поверить уж очень хотелось; так хотелось последовать совету кабана, что Макарка чуть не заплакал от сожаления. И только уже слезки подбежали к глазам Макарки, как наяву услыхал он уже знакомый по сну кабаний голос – словно сверху откуда-то до Макарки донеслось то, что он уже слышал: «Ты, Макарка, должен будешь нынче же пойти на чердак. Как откроешь железную дверь, так и иди прямо на свет из маленького окошка. Там увидишь сундук. Открой крышку этого сундука, и тогда все сам поймешь». Но где кабан? Откуда ему взяться в доме? Макарка облазил все углы своей комнаты в поисках говорящего кабана, но нашел только потерянную вчера тетрадку по арифметике. Еще более опечаленный, чем сразу после сна, Макарка оделся и направился в гимназию.
Уроки никак не шли на ум – думал мальчик о сне своем и еще больше думал о том голосе, что услыхал наяву. Тут уж никаких сомнений в реальности происходящего не было. Но от этого мало что менялось. С таким мыслями Макарка сидел на занятиях, с такими же мыслями шел из гимназии домой. И уже на самом подходе к дому отчетливо услыхал: «Ты, Макарка, должен будешь нынче же пойти на чердак. Как откроешь железную дверь, так и иди прямо на свет из маленького окошка. Там увидишь сундук. Открой крышку этого сундука, и тогда все сам поймешь».