Притворство с привилегиями
Шрифт:
Люк опускает руку, будто я обожгла его.
— Тагги? — повторяет он. — Что, черт возьми, это значит?
Услышав это слово из его уст, я почувствовала, что внутри меня что-то щелкнуло. Я соскальзываю со стула, как зомби, и направляюсь к выходу, проталкиваясь сквозь толпу шумных посетителей. Распахнув заднюю дверь бара, я выхожу в темный ночной воздух, опускаюсь на тротуар и обхватываю колени руками.
Машины проносятся мимо по дороге. Холодная вечерняя морось окутывает меня туманом. Слезы застилают глаза.
Это
Несколько минут спустя задняя дверь вновь открывается. Шум из бара проникает на улицу. Я не шевелюсь, когда Люк выходит наружу, закрывает за собой дверь и ставит банку колы на каменную ступеньку рядом со мной.
— Выпей, — тихо говорит он. — Сахар поможет.
— Мне не нужна помощь, — бормочу я.
— Нет? — мягко спрашивает он, глядя на меня сверху вниз, когда я вздрагиваю. — Ну, это точно не повредит. — Он ставит банку ближе ко мне.
Все смущение, пылающее внутри меня, внезапно превращается в раскаленный добела гнев. Не знаю, почему Люк так одержим желанием увидеть меня в момент слабости, но это действительно начинает подбешивать.
— Ради Бога, — огрызаюсь я. — Можешь, пожалуйста, просто оставить меня в покое?
Мой жесткий голос эхом разносится по пустой улице. Наступает пауза, а затем Люк садится рядом со мной.
— Нет, — тихо говорит он. — Нет, Лейла. Я не оставлю тебя здесь одну, когда ты расстроена.
Я закрываю глаза, делая судорожный вдох.
Прекрасно.
Я делаю еще один глубокий вдох и беру себя в руки.
Глава 31
Люк
Лейла полностью отключается.
Она словно застывает на месте. В одну секунду на ее лице написаны обида, разочарование и страх, в следующую — она спокойно сидит на каменных ступенях, изучая ногти; выражение ее лица холодное и отстраненное.
— Серьезно, — повторяет она почти скучающим голосом. — В этом нет ничего особенного. Ты не публикуешь свои полуобнаженные фотографии в интернете, если не можешь справиться с подкатами.
— Не думаю, что это правда, — медленно произношу я, пытаясь пододвинуть газировку поближе к ней. — Милая, тебе станет лучше, если…
— Я в порядке, — огрызается она, и я опускаю взгляд. Она вздыхает и откидывает голову на кирпичную стену, глядя в темное небо. — Прости, — тихо говорит она. — Прости, прости. Я превращаюсь в суку, когда испытываю стыд.
Я качаю головой. Какое-то время мы молчим. По дороге проносится машина. Через несколько улиц от нас слышатся пьяные голоса, кричащие песню Мэрайи Кэри. Лейла медленно наклоняется и открывает банку газировки, подносит ее к губам и делает несколько глубоких глотков.
— Что значит Тагги? — спрашиваю я, когда Лейла ставит содовую обратно на тротуар.
Она
Я морщусь, мой желудок переворачивается.
— Что? Какого черта он тебя так назвал?
Она искоса смотрит на меня.
— Ты действительно совсем меня не помнишь, не так ли? — говорит она мягким голосом.
— Я же говорил тебе. Я едва помню кого-либо из твоего класса.
— Ты помнишь Донни, — указывает она, и я фыркаю.
— Да. Потому что Дональд отказывался учиться, а его родители угрожали подать на меня в суд за плохую преподавательскую деятельность каждый раз, когда я ставил ему неудовлетворительную оценку. В итоге я стал заниматься с ним по пятницам в обеденные перерывы, просто чтобы они от меня отстали. — Мне не нравится думать плохо о своих учениках, но иногда ты встречаешь ребенка, который просто плохой. Донни был одним из таких.
Я пытаюсь сложить все кусочки пазла воедино и предполагаю:
— Он доставлял тебе неприятности?
— Среди прочих, — сухо отвечает она.
— Было… плохо? — спрашиваю я нерешительным голосом, заранее зная ответ. Она бы не сидела здесь, дрожа от холода, если бы все было хорошо.
Ее лицо искажается.
— Ну, — выплевывает она, — я получала угрозы убийства каждый день около трех лет подряд, так что да. Я бы сказала, что это было довольно плохо.
Мой желудок сжимается.
— Что? — спрашиваю я. — Угрозы убийством? В «Emery High»?
Она теребит свои браслеты.
— Знаю-знаю. Самые милые дети, с которыми ты когда-либо работал. Самый низкий уровень отстранения обучающихся в стране. Наверное, я все это выдумала.
Я выпрямляюсь.
— Не понимаю. Над тобой издевались другие ученики?
Она наклоняет голову и смотрит на меня, ее светлые глаза непроницаемы.
— Знаешь ли, — медленно произносит она. — Не дворник угрожал забить меня до смерти на велосипедной парковке.
— Лейла… — Должно быть, ужас отразился на моем лице, поскольку она немедленно отступает.
— Мне не следовало это говорить, — она качает головой. — Не хочу обсуждать это.
Я игнорирую ее.
— Донни угрожал убить тебя?
Она фыркает.
— О, нет. Он был просто заводилой, придумывавшим истории о том, какой я была развратницей. В основном меня хотели убить девушки. — Ее губы кривятся от отвращения. — Поверь мне, Тагги было лучшим из моих прозвищ. Их была целая куча. Королева Дрочки. Двухфунтовая Томпсон.
— Двухфунтовая28… — слабо повторяю я, в голове у меня гудит.
— По слухам, это была цена, которую я брала за минет. — Она откидывает волосы назад. — Один фунт за то, чтобы потрогать мои сиськи. Пятьдесят пенсов — через футболку. Не то чтобы большинство из них утруждали себя оплатой. Или моим разрешением.