Притяжение звезд
Шрифт:
Сунув в рот последний кусочек хлеба, я вошла в дверь, на которой висела бумажка с рукописной надписью: «Родильное/Инфекционное отделение». Это было никакое не отделение, а просто кладовая, переоборудованная в палату в прошлом месяце, когда нашему руководству стало ясно не только, что пугающими темпами росло число рожениц, заболевавших гриппом, но и что этот грипп представлял особую опасность и для них, и для младенцев.
Старшая медсестра в отделении была, как и я, непрофессиональной медсестрой, более того, она была моим наставником, когда я получала диплом по акушерскому делу: сестра-монахиня Финниган. И мне было лестно, когда на прошлой неделе она выбрала
Вначале здесь стояли две железные койки, но на прошлой неделе нам удалось втиснуть между ними и третью – чтобы принять Эйлин Дивайн. Едва войдя в палату, я сразу посмотрела на нее, лежавшую на центральной койке, между Айтой Нунен, похрапывавшей слева, и Делией Гарретт справа: Делия в халате, закутанная в одеяло, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, читала журнал. Но средняя койка пустовала и была застелена чистым бельем.
Кусок хлеба колом встал у меня в глотке.
– Торговка ведь была слишком больна, чтобы ее выписали? – Не опуская журнала, Делия Гарретт злобно посмотрела на меня.
Ночная сиделка поднялась со стула.
– Медсестра Пауэр!
Сестра Люк.
Работу в родильных отделениях церковь считала неприличной для монахинь, но, учитывая нехватку акушерок, главной медсестре удалось убедить монашеский орден направить сестру Люк (опытную сиделку) в родильное/инфекционное отделение. Временно, как все говорили.
Мне не хватило духу произнести вслух имя Эйлин Дивайн. Я допила какао, которое теперь горчило, как желчь, и ополоснула чашку под краном.
– Сестра Финниган еще не приходила?
Монахиня указала пальцем на потолок.
– Вызвали в родильное.
Это прозвучало, как один из веселых эвфемизмов, которыми Гройн заменял слово «смерть».
Сестра Люк поправила эластичную ленту повязки на глазу – и напомнила мне марионетку, дергающую за собственные ниточки. Как и многие монахини, она добровольно пошла на фронт, и после того как ей взрывом шрапнели выбило глаз, вернулась домой. Между белым платком-покрывалом и белой маской виднелся лишь участок кожи – островок вокруг уцелевшего глаза.
Сестра подошла ко мне и, кивнув на пустую кровать, тихо произнесла:
– Бедная миссис Дивайн впала в кому около двух часов ночи и в половине шестого испустила дух, requiescat in pace [6] .
И торопливо осенила крестным знамением свой белоснежный нагрудник.
При мысли о несчастной Эйлин Дивайн мое сердце сжалось. Костлявая дурачила всех нас. Так в тех краях, где я выросла, мы, дети, называли смерть: костлявая, всадница-скелет, которая, держа ухмыляющийся череп под мышкой, объезжала один за другим дома своих жертв.
6
Да упокоится с миром (лат.).
Я, ни слова не говоря, повесила плащ с пелериной и заменила вымокшую под дождем соломенную шляпку на белый чепец. Потом вынула из саквояжа фартук и, расправив его руками, надела поверх зеленого форменного платья.
Тут Делия Гарретт выпалила:
– Я проснулась и увидела, как мужчины ее уносят, накрыв ей голову простыней!
Я подошла к ее кровати.
– Это очень печально, миссис Гарретт, но грипп глубоко засел у нее в легких и в конце концов заставил сердце остановиться.
Делия Гарретт, содрогнувшись, шмыгнула носом и отбросила со лба мягкий локон.
– Мне вообще не нужно было ложиться в больницу. Мой доктор сказал, что у меня легкая форма.
С тех пор как она прибыла к нам вчера из протестантского родильного дома, опекаемого ее достославной Церковью Ирландии [7] , где двух сиделок-акушерок разом свалил грипп, Делия Гарретт постоянно повторяла эту фразу. Она появилась у нас в шляпке с лентами и в перчатках, а не в стареньком платке, как большинство наших пациенток; это была двадцатилетняя особа с южнодублинским аристократическим говором, вся из себя шикарная.
7
Крупнейшая протестантская церковь в Ирландии.
Сестра Люк стянула за рукава свой плащ-макинтош, потом сняла с крючка широченную черную пелерину.
– Ночь прошла для миссис Гарретт благоприятно, – сообщила она мне.
– Благоприятно! – Услышав это слово, Делия Гарретт прикрыла рот тыльной стороной ладони и закашлялась. – На этой убогой бугристой жесткой кровати в комнате, где справа и слева люди мрут?
– Сестра лишь имеет в виду, что симптомы гриппа у вас не ухудшились.
Я сунула термометр в нагрудный кармашек, где лежали серебряные часы на цепочке. Потом проверила пояс и пуговицы. Все пряжки и застежки должны были находиться сбоку, чтобы не поцарапать пациентку.
– Так отправьте меня сегодня же домой, зачем тут держать?
Монахиня предупредила меня, что пульсовое давление – симптом высокого артериального давления – у пациентки все еще высокое.
Мы с сестрой Финниган не могли решить, связано ли с гриппом повышенное давление Делии Гарретт, вообще-то типичное после пятого месяца беременности. Какой бы ни была причина гипертензии пациентки, единственным лечением для нее оставались покой и отдых.
– Сочувствую, миссис Гарретт, но ради вашего же блага нам следует за вами наблюдать, пока вам не станет лучше.
Я мыла руки над раковиной, почти наслаждаясь едкостью карболового мыла. Если бы мне не было больно, я бы не поверила, что это и впрямь мыло с карболкой.
Мое внимание привлекла спавшая на левой кровати.
– А как состояние миссис Нунен, сестра?
– Без изменений.
Монахиня хотела сказать: по-прежнему общается с феями. Со вчерашнего дня Айта Нунен пребывала в бреду, она бы и папу римского не заметила, если бы тот приехал из Ватикана ее навестить. Одно хорошо: ее беспамятство носило спокойный характер, а не вылилось в горячечный бред, в котором страдалицы могли буйствовать, драться или плеваться.