Притяжение
Шрифт:
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спрашиваю с притворной легкостью.
Повернув голову, Кирилл смотрит на меня и произносит:
— Пожелай мне удачи.
— Удачи, — смотрю на свои руки. — Пусть у тебя все получится…
— Посмотри на меня.
Придав лицу упрямое выражение, выполняю эту просьбу, даже несмотря на то, что она прозвучала, как приказ.
Сердце сжимается и разжимается с особыми стараниями, из-за этого мне больно.
— Я попросил пожелать удачи, а не прощаться со мной. Я вернусь. Через неделю или две.
—
— Нет. Я, в основном, концентрируюсь на том, как ты меня встречаешь.
Его обещание вернуться подстегивает и делает меня легкомысленной, ведь я ему верю. Каждому его слову. Он никогда не компостировал мне мозги, всегда только правда.
Я… люблю в нем это, как и его мальчишество.
И я не хочу прощаться с ним долгим и мучительным поцелуем, я вообще не знаю, как с ним прощаться. Каждый чертов раз я не хочу, чтобы он уходил, и сейчас то же самое. Возможно, когда-нибудь я возненавижу и недосказанность тоже, но сейчас я снова выбираю ее.
Приложив пальцы к вискам, растираю их, прежде чем сказать:
— Желаю тебе хорошей дороги…
Дернув ручку, выхожу из машины, веля себе не оглядываться, хотя бы для того, чтобы не прощаться, как он и хотел.
Глава 40
Маша
“В его руках букет цветов. Розы с маленькими идеальными бутонами кроваво-красного цвета в стильной бумажной обертке, вид которых тешит самую сердцевину моей женской сущности и приносит ей удовольствие. Я забираю цветы, как только он переступает порог. Как только переступает порог, я его целую.
Не потому, что хочу, чтобы молчал, а потому, что мне нравится сбивать его с толку, пусть и на секунду…
Я не хочу, чтобы он молчал, даже если говорить с ним - значит тщательно подбирать слова, ведь он не прощает мне моих капризов.
Не хочу, чтобы молчал, но только не сейчас…
Сейчас я его целую. Обняв руками его голову, тяну ее на себя, заставляя Кирилла с тихим проклятьем раздеваться и разуваться на ходу. Стащив с себя куртку, оставляет ее лежать посреди прихожей, и как только освобождает руки, дергает вниз мое платье без бретелек, открывая грудь.
Обняв его талию ногами, принимаю ласки раскаленного языка на своих сосках и вторю короткому мужскому стону, от которого живот обдает горячим ветром.
Бросив на кровать, он дергает меня за лодыжки и переворачивает на живот. Одним рывком задирает платье и оставляет его черной полоской болтаться на талии. Голых бедер касается грубая ткань джинсов, к лопатке прижимаются торопливые губы…
По шее ползет озноб, который переходит в тошноту…
— Подожди! — выдыхаю дергано. — Только не так… — верчусь, пытаясь избавиться от его рук, которые стаскивают с меня трусики. — Подожди!
— Блять… — хрипит, отстраняясь. — Извини…
Дыша в матрас, слышу возню, потом щелчок выключателя, и к горящему в углу комнаты торшеру добавляется основной свет. Я снова на спине. Смотрю в почерневшие от возбуждения глаза на нависшем надо мной лице.
— Прости. Я забылся… — раздувает он частым дыханием крылья своего носа.
— На тебя это не похоже… — вяло шевелю губами.
Прижавшись носом к моей щеке, он делает длинный вдох, игнорируя мою “шутку”. Согнув в локтях руки, которыми упирался в матрас вокруг моей головы, накрывает мое тело своим.
Его пах твердый и пульсирующий, лоб упирается в матрас, голая грудь касается моей при каждом вдохе, животы соединены.
Сама я пытаюсь дышать свободно от гребаных рефлексов, которые портят мне жизнь, и это получается, когда подстраиваюсь под дыхание Кирилла.
— Что он сделал? — спрашивает отрывисто. — Откуда этот шрам?
Проведя пальцами вдоль впадины его позвоночника, отвечаю:
— Я не помню… потеряла сознание…
Его тело напрягается, но я сжимаю ногами узкие бедра, удерживая Кирилла на месте. Он подчиняется. Слегка приподнимает торс, снимая с меня часть своего веса.
Глядя в потолок, расслабленно спрашиваю:
— Ты созидатель, или разрушитель?
— Не знаю. И то, и другое, видимо. Как и большинство людей, — получаю его приглушенный матрасом резковатый ответ.
— У тебя есть братья или сестры? — задаю ему еще один вопрос.
— Нет. Я единственный ребенок в семье.
— А… твои родители?..
— В разводе. Меня растила мать.
— Вы… близки?
— Вполне.
— Кто ты по образованию?
— Инженер.
Это не удивляет, ведь он... материалист...
— То есть, — бормочу. — С цифрами у тебя тоже все в порядке?
— В полном.
Повернув голову, прижимаюсь губами к его уху и шепчу:
— Тогда, досчитай до трех… “
Звон столового прибора, упавшего на плиточный пол, встряхивает.
Глядя на то, как шевелятся губы сидящей напротив меня женщины, пытаюсь сконцентрироваться и начать наконец-то слушать.
Мой дизайнер интерьеров рассказывает о сильных и слабых сторонах оконных штор, вдаваясь в мелкие детали и подробности. Кафе тихое и уютное, но чай, кружка с которым зажата у меня между пальцев, давно остыл, и я ни разу к нему не притронулась. Сегодня я не могу протолкнуть в себя ничего, даже чай.
— Извините… — протягиваю руку, чтобы забрать с соседнего стула свою сумку. — Я себя не очень хорошо чувствую. Давайте позвоню вам завтра…
Ее ответ и кивки сливаются в одну смазанную картину. Забрав в гардеробе пальто, выхожу на улицу, встречая лицом подогретый апрельским солнцем ветер. Он подгоняет в спину, пока спускаюсь к городскому парку, пряча глаза за солнечными очками.
Обманчиво теплое солнце припекает затылок. Для начала апреля даже слишком тепло. Я швыряюсь купленным здесь же, в парке, хлебом в жирных голубей, толпящихся вокруг моей скамейки, и ухожу из парка только тогда, когда от свежего воздуха начинает клонить в сон.