Приусадебное убийство
Шрифт:
– Да, – кивнул Торнавский. – Марианна мне по сердцу. Я и сам не заметил, как она меня очаровала.
– Вы не пожалеете, Олег Павлович! Моя Марианна чистый ангел.
– Да? – улыбнулся Торнавский. – Я как-то не верю, что в столичной суете девушка может остаться ангелом.
Валевский уже открыл рот, чтобы произнести речь в защиту своей дочери, но Торнавский махнул рукой:
– Ладно, ладно. Игнат Степанович, святых среди нас нет. И мне неважно, что было у вашей дочери до встречи со мной. Так что поставим жирную точку.
– Конечно, конечно, – скривился Валевский, подумав про себя, что так оно и к лучшему. Лишние проблемы и претензии ему не нужны.
– Вы идите, – донесся до него голос Торнавского. – Спокойной ночи. Детали мероприятия обговорим после.
– Мероприятия? – растерянно пробормотал Валевский, коря себя за то, что отвлекся и, вероятно, что-то прослушал.
– Я имею в виду свадьбу, – не удержался от улыбки Торнавский.
– Ах да, свадьба. – Управляющий хлопнул себя по лбу, вскочил на ноги и почти выбежал из кабинета.
Торнавский прислушался к его шагам, но внезапно дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова Валевского.
– Спокойной ночи, зятек, – проговорил он с нескрываемым удовлетворением.
– Спокойной, тестюшка.
Дверь затворилась, и наконец Торнавский остался один.
– Вот чертяка, – проговорил он вслух. – А я тоже хорош, все посмеивался над Степанычем, а сам в его дочку влюбился, как мальчишка.
Торнавский вышел из кабинета и поднялся в свою спальню. Засыпая, он думал о Марианне. Какая славная девушка! А губы такие сладкие и пахнут черешней. Надо будет велеть Евдокиму Назаровичу посадить у ворот желтую и черную черешни…
Рано утром Торнавский нарвал в саду охапку белых роз. Дом еще спал, а сад вздыхал, перешептывался, журчал, насвистывал, жужжал, одним словом, жил своей насыщенной, не всегда открытой человеку жизнью. Торнавский посмотрел на восток и увидел, как юная заря осторожно расправляет полупрозрачные складки розового шелка, который вот-вот пропитается всеми оттенками малинового, потом станет ярко-алым и затем полыхнет всей мощью оранжевого огня.
Он мечтательно улыбнулся, подошел к дому и стал карабкаться по выступам каменной кладки вверх – девушка жила на первом этаже, но в доме Торнавского он был на уровне обычного второго. Вскоре Олег Павлович уже был на балконе Марианны. Он решил не входить в комнату сразу, чтобы не испугать девушку, и вполголоса запел:
«Я здесь, Инезилья,Я здесь под окном.Объята СевильяИ мраком и сном.Исполнен отвагой,Окутан плащом,С гитарой и шпагойЯ здесь под окном…»Марианна открыла глаза и, еще не проснувшись толком, распахнула дверь и вышла на балкон, чтобы сразу попасть в объятия Торнавского. Он прижал к себе девушку, ее молодое тело просвечивало сквозь тончайший шелк сорочки.
– Олег Павлович! – выдохнула она.
– Олег. – Он нашел ее губы и прижался к ним.
Она покачнулась, Торнавский крепко прижал ее к себе одной рукой – в другой он держал розы и боялся уколоть девушку шипами.
– Ты босая, – прошептал он, оторвал ее от пола, внес в комнату и положил на постель. Рядом рассыпал розы.
– Вы такой сильный! – выдохнула она.
– А то, только не уколись…
– Как они пахнут, и влажные…
– Это роса.
– Я знаю…
Ему хотелось наброситься на нее и не выпускать из постели день, два… Но он преодолел себя, отстранился, сел на стул.
– Я вчера говорил с твоим отцом.
– О чем?
– Просил твоей руки.
– О! – вырвалось у нее.
– Ты согласна стать моей женой?
– А папа?
– Я не на папе хочу жениться, – рассмеялся Олег Павлович. – Я люблю тебя, Марианна. Любишь ли ты меня?
Конец ознакомительного фрагмента.