Приватизация по-российски
Шрифт:
Во время октябрьских событий 1993 года СЭВ был на несколько дней захвачен мятежниками. Трудно себе представить, что я пережил за эти дни: если бы 10 миллионов чеков, каждый стоимостью 5–6 долларов, были бы похищены, спросили бы в конце концов с меня. Конечно, никакие другие события того октября меня уже не интересовали. Я пытался выбить у Лужкова броневики (поскольку войска были у него), чтобы хоть на несколько часов отвоевать СЭВ и вывезти оттуда чеки. Но Лужкову тогда было не до того: у каждого были свои приоритеты в этой ситуации.
В итоге русская случайность сыграла свою решающую роль и в этой истории. Пока
На что еще тратили деньги? На уничтожение использованных чеков. Долго мы обсуждали, как технологически это выгоднее делать, как дешевле. Ножницами резать? Дело трудоемкое. Об измельчающих машинах мечтать тогда не приходилось: на компьютеры и то средств не хватало. Сошлись на том, что надежнее и проще сжигать. Нас тогда очень волновало, чтобы не было утечки чеков, чтобы не появлялись они в двойном обороте. Мы вели настоящую борьбу за своевременное уничтожение ваучеров. И, надо сказать, было очень непросто заставить фонды имущества делать это.
Нас ругают за то, что много денег тратили на пропаганду приватизации. Я с этим категорически не согласен. Наоборот, считаю, — мало. Разъяснительной работе нужно было уделять больше внимания. Хотя если сравнивать с другими направлениями реформ, мы тратили на просвещение очень много средств и усилий. В результате приватизация оказалась самой освещенной в средствах массовой информации. С инфляцией люди разбирались значительно дольше. Хотя, казалось бы, гораздо легче объяснить, как большое или малое количество денег влияет на цены.
Так дорого или дешево обошлось разгосударствление России? Вообще стоимость приватизации во многом зависит от того, в какой форме она проходит: в денежной, по индивидуальным проектам, или в массовой, безденежной, форме.
Денежная приватизация очень дорогое удовольствие. Здесь каждая сделка готовится долго и тщательно, и такая подготовка стоит больших денег. Юридическое обоснование, оценка бизнес-плана, рекламная компания — иногда на всю эту работу требуется до десятка миллионов долларов. Для продажи одного только предприятия! Но зато и продажа осуществляется потом по большим ценам, которые компенсируют все расходы.
Однако для проведения такой приватизации необходим целый ряд предпосылок. И основная: нужны огромные деньги, готовые прийти к вам. Вот главная проблема России 1992 года: в стране в то время не было собственных инвестиционных ресурсов для проведения дорогой денежной приватизации.
Иностранные инвестиции? Но капиталы мира не были готовы покупать по высокой цене российские предприятия: нестабильность политической ситуации, экономическая разруха.
И еще один очень важный момент: социально-психологическая готовность общества. Ну, готовы были эстонцы к тому, чтобы продавать лучшие свои предприятия шведским и немецким концернам! Есть готовность — и нет проблем: все продается. Готовы были венгры, чтобы 80 процентов промышленности у них скупили австрийцы и немцы! Поэтому в этих странах не было проблем с инвестором.
Другое дело — в странах бывшего СССР. Ни Россия, ни Украина, ни Белоруссия
И все-таки 40 миллионов долларов — много это или мало для чековой приватизации? Отвечая на этот вопрос, имеет смысл сравнивать себя с Чехией и Литвой, которые также проводили массовую приватизацию. Так вот, наши затраты на единицу продажи оказались меньше, чем в обеих этих странах.
Причин здесь несколько. Во-первых, средний размер российского предприятия, выставленного на аукцион, был гораздо больше, чем там. Мелкие предприятия продавались всегда дороже: издержки получаются выше.
Во-вторых: мы сумели разумно организовать работу аукционных центров. Дело в том, что в Москве на центральном аукционе было продано не так уж много предприятий — порядка сотни. Но они были крупнейшими, и потому значительную часть чеков удалось собрать здесь, в одном месте. Отсюда — меньшие затраты на организацию аукционов, на уничтожение чеков.
КУДА УШЛИ ВАУЧЕРЫ
Как были вложены розданные населению чеки? 25 процентов ушли в чековые инвестиционные фонды. По наблюдениям социологов, в фонды очень любила вкладывать интеллигенция.
Еще 25 процентов чеков было продано. Продавали свои ваучеры, как правило, люди, относящиеся к приватизации с большим скепсисом. Эти чеки (примерно 500 тысяч) перешли в руки юридических лиц. Таких “юрлиц” — основных игроков чековых аукционов, вкладывавших более или менее эффективно, определилось в конце концов около двух тысяч на всю страну. Если бы продажа чеков не была разрешена, как того добивались сторонники традиционной российской уравниловки, эти 25 процентов скорее всего вложены бы не были. Опыт показывает: те страны, которые запрещали перепродажу чеков, попадали в тупик. Приватизация там попросту тихо угасала. Типичный пример — Украина.
Оставшиеся 50 процентов чеков были вложены членами трудовых коллективов (и, как правило, их родственниками) в собственные предприятия — либо по закрытой подписке, либо на чековых аукционах, но все в те же предприятия.
Всего в ходе приватизации было использовано 95–96 процентов выданных чеков. Это очень хороший показатель.
Предприятие стоит столько, сколько за него готовы заплатить потенциальные покупатели в конкретный исторический момент. Это — главная проблема, которую у нас многие не понимали и не понимают до сих пор. Одно и то же предприятие в 1992, 1995 и 1997 году могло стоить совсем разные деньги. Потому что инвесторов ожидали совсем разные риски, все тут зависело от конкретной экономической и политической ситуации.
Итак, предприятие стоит столько, сколько за него готовы платить. Это правило работает вне зависимости от того, чем платят: деньгами или чеками. Однако в чем было преимущество чеков? Все-таки они оказались распределены среди населения более равномерно, чем деньги. Основные деньги были сосредоточены всего у 5 процентов населения. Поэтому приватизация за деньги оказалась бы социально совершенно не приемлемой. Она просто бы не пошла. Очень странно, что таких очевидных вещей не видят многие нынешние политики, которые продолжают утверждать, что денежная приватизация в той ситуации была бы гораздо лучше ваучерной.