Привенчанная цесаревна. Анна Петровна
Шрифт:
— К тебе прийти недосуг! Да что ты, владыко! После кончины матушки один ты у меня близкий человек остался. От тебя одного честного слова и утешения жду. Больше не от кого. Не верю. Никому не верю.
— А сестрица как же, государь?
— Наталья-то? Наталья и впрямь за меня живот положит. Только сколько она в нашем змеевнике может! Всего ничего. Дай Господь, сама бы была жива и здорова.
— Разуверять не стану, государь. Надо бы мне тебе по сану моему о любви к ближнему толковать. Надо бы...
— А совесть не позволяет, верно, владыко? Не так чтобы мне матушка в деле помогала. Где там! Всего-то опасалась. Куда ни поеду, отговаривала.
— Как же матери иначе. Ведь о своём рожоном
— Да нет, владыко, ты тех времён не застал, когда покойная царица за престол для сына билась. Чего добиться могла, иной разговор. А без престола меня видеть не могла.
— И то понять можно, государь. Мать сундуки для сына выворачивает — что получше ищет, а тут царство!
— Лежало у тебя сердце к ней, владыко, знаю, что лежало. Не то что у покойного кира Иоакима. Тому Милославские ближе были. Знаешь, о чём я тут на днях подумал: как это в нашем царстве все патриархи каждый к своему государю прилежали. Ни один о державе не заботился. Вспомни-ка, патриаршество кто ввёл? Борис Фёдорович Годунов. Затем и ввёл, что Иов, первый наш патриарх, за него до последнего стоял.
— Прав ли я, государь, не прав, только, по моему разумению, не должна власть церковная царской противостоять, только что во всём помогать. Государству церковному в Государстве мирском негоже быть. Державе то не на пользу. Мудрый человек покойный Никон [2] был, ан чем его мудрость Московии нашей обернулась: раскол да раздоры, сшибки братоубийственные, будто настоящих врагов округ не хватает. Другое дело — патриарх Филарет...
2
Речь идёт о Никоне (Никита Минов), русском патриархе в 1652—1666 гг. Провёл церковные реформы, ставшие причиной раскола Православной церкви. Вмешательство Никона во внутренние и внешние дела государства вызвало его разрыв с царём Алексеем Михайловичем.
— О предке [3] не говори. Не люблю. Сан свой от кого получил? От вора и расстриги? От вора тушинского? Что — цены разбойнику не знал, а ведь и потом от сана не отказался, с себя не сложил.
— Не о том, государь, вспоминать надо, не о том. Теперь-то уж и тайны в том никакой нет, что он государством управлял. Без малого десять лет, как из польского плена вернулся, его из Смутного времени к свету выводил.
— А может, дед Михаил Фёдорович [4] и без него бы не хуже справился? А тут то прабабка, великая старица, всем распоряжалась, ни в чём никому пощады не знала, то Фёдор Никитич власть перехватил. Матушка сказывала, даже в семье воли ему не дали, на всю жизнь обидели — в свои игры играли.
3
Намёк на то, что прадед Петра I Фёдор (Филарет) Никитич Романов (умер в 1633) получил сан митрополита при Лжедмитрии I (1605). Патриарх с 1608—1610, с 1619. После избрания сына царём (1613) фактически управлял страной.
4
Михаил Фёдорович (1596—1645), первый русский царь (1613—1645) из династии Романовых.
— О чём ты, государь?
— О том, владыко, что полюбилась царю безвестная дворяночка, помнится, Марья Хлопова. Хороша ли, плоха была, не о том речь. Ему по сердцу — вот что главное. Сговорили их честь честью. Её в терем ввели, а там и порешили…
— Как порешили, государь? Не было такого в царских теремах.
— Не было? Ан было. Порешили на свой способ. Стали к венцу убирать, волосы в косе так затянули, что в глазах у девицы потемнело, сознания лишилась. А прабабка рада-радёшенька. Мол, порченую девку подсунули. Марью из дворца. Всю семью в ссылку в Сибирь. А деду иную девицу по их расчёту подсунули: царь — значит, наследников иметь должен. Смирился бедолага. А Марью всю жизнь помнил. Семейство из ссылки вернул. Должности всем нашёл. Её оправдал. Да прок какой! Счастье-то мимо прошло.
— О чём поговорить со мной хочешь, государь? Вижу, тяжко у тебя на сердце. Это в твои-то молодые годы! Скажи, что душу гнетёт, глядишь, вдвоём и разберёмся.
— Да уж, владыко, коли говорить, только с тобой. Никогда не забуду, как кир Иоаким перед кончиной собрал на собор всё московское духовенство и архиереев, чтобы торжественно «папёжников» осудить.
— Сборник кир Иоаким собирался издать в опровержение латынян. «Остен» его назвал. Не успел. Скончался.
— А в завещании нам с Иоанном Алексеевичем предписал иноземцев сторониться. Ни в чём им на русской земле ходу не давать. Не брату завещал — мне. Мне одному!
— Что покойников тревожить, государь. Ты за державу в ответе, тебе и решать, что лучше.
— Неужто его бы слушать стал. Да вот Иоанн...
— А государь Иоанн Алексеевич чем тебе помеха? Плох он со здоровьем, совсем плох. Вон как в молодые-то годы одряхлел. Видит еле-еле. Да тут ещё паралич прихватил. Ещё в прошлом году, государь, тебе о том толковал.
— Может, и одряхлел на вид, да дело своё мужское, гляди, как справляет. Прошлым годом царица Прасковья Фёдоровна царевну Анну Иоанновну принесла, в этом — царевной Прасковьей Иоанновной подарила. Екатерине Иоанновне уже четвёртый годок пошёл. Глядишь, и до сынка дело дойдёт.
— Всё равно моложе царевича Алексея Петровича окажется.
— Моложе... Вот из-за того покойная родительница и заторопилась меня женить, камень на шею навязала. Думай теперь, как жить. Глаза б мои её, постылую, не видели.
— Грешишь, государь, грешишь! Чтоб так о супруге богоданной, перед святым алтарём венчанной! Смириться бы тебе, государь, получше к царице Евдокии Фёдоровне присмотреться. Ну, другая показалась, ну, побаловался маленько — кто Богу не грешен, царю не виноват, так ведь это проходит, государь, верь, проходит.
— У меня не пройдёт! И слов на меня не трать, владыко. Знаю, иначе говорить тебе сан твой не позволяет, а ты по-человечески на дело взгляни. Оженили меня, когда ещё и к девкам-то не тянуло. Выбора сделать не дали — хоть на первый взгляд, словом перемолвиться не успели. Да оно и слава Богу, потому что никаких слов у Евдокии Фёдоровны отродясь не водилось. Окромя пуховой постели да сытного стола, знать ничего не хочет. Чуть что в слёзы. Чего ревёт, чего хочет, сама сказать не может. Скажешь, владыко, все теремные девицы у нас такие? А как же царица Прасковья Фёдоровна? И обиход знает, и словечко ввернуть в беседе сумеет, и во всяком разговоре, хоть самой сказать нечего, сидит слушает. Знала сестрица Софья Алексеевна, какая поддержка братцу её, головкой слабому, нужна. И здесь не промахнулась!
— Твоя правда, государь, всем царица Прасковья Фёдоровна взяла. И красотой ни с кем не поделилась.
— Что уж там! Так и говорят, первая красавица. И с царевной Софьей, умница, не дружилась, Так-то ловко от лишних встреч увёртывалась. Всё в сторонке держалась. Будто в правительницу не слишком верила.
— И так быть могло. Или не по душе ей правительница пришлась. Говаривали, будто царевна Софья от невестки всё наследника добивалась, а та и забеременеть не могла, даром что Иоанн Алексеевич куда моложе был.