Привет, Америка!
Шрифт:
Все десять дней в Нью-Йорке были полны споров и банальных недовольств. Когда спало первое возбуждение от прибытия в Америку, его место заняло отчетливое чувство тревоги и, что еще хуже, дезориентации. Гигантские песчаные дюны, доходившие до парка Бауэри, горячие ветра и огромные кактусы, ослепительное сияние пустыни, тянущейся до самого горизонта – все это делало их долгое плавание совершенно бессмысленным. Пока Орловский и Штайнер ругались из-за того, что в будущем предстоит «Аполлону», экспедиция была на грани распада. Каждый мысленно возвращался к собственным мечтам –
На закате Риччи непременно снимал белый халат и переодевался в вульгарный костюм – их у него была целая коллекция. В последний вечер в Нью-Йорке Уэйн наткнулся на физика на Сорок второй улице: Риччи сидел в салоне древнего лимузина, погруженного в дюну. На нем был экстравагантного кроя костюм в тонкую полоску с лацканами, похожими на крылья, а между колен доктор зажал ржавый автомат Томпсона. На сиденье лежали пачки старых зеленых банкнот, которые Риччи забрал из хранилища банка неподалеку. Уэйн обратился к нему, а Риччи продолжал молча вглядываться в манхэттенские сумерки, мечтательно задумавшись о гангстерских временах.
Похоже, из всех членов экипажа и экспедиции только Орловского и Уэйна не переменило прибытие в Америку. У первого изначально не было никаких планов, а вторым владела мощная фантазия, которую ничто не могло поколебать. На одиночку Штайнера высадка на берег повлияла больше всего. Капитан покинул свое судно во всех смыслах слова. Его ничуть не волновала судьба ржавеющего «Аполлона» с дырой в боку, а еще он красноречиво пожимал плечами, как бы говоря, что обратного путешествия через Атлантику этому судну не видать. Все это ужасно разозлило Орловского, и на пятый день глава экспедиции приказал Риччи арестовать Штайнера и запереть в его собственной гауптвахте.
Физик с невероятной скоростью вытащил из рукава пистолет и бандитской походкой двинулся на Штайнера. Капитан наблюдал за ним с улыбкой и с притворной тревогой поднял руки, кивком показывая Уэйну: смотри, на что он способен, запомни на будущее. Хорошо, что в этот момент из машинного отделения вышел Макнэр. Успокоив Орловского, он отдал честь Штайнеру и заявил, что будет рад остаться за главного на борту «Аполлона» и руководить ремонтными работами, пока капитан вместе с экспедицией отправится в Вашингтон. Через два месяца судно подберет их и возьмет курс на Майами.
Однако теперь, в составе колонны всадников и животных, было не время потакать своим прихотям. Уэйн намеренно погрузился мыслями в окружающий пейзаж из бесконечных песчаных городов, разделенных соляными озерами и поросших полынью. Он вел повозку мимо ржавых машин, замечая то подрагивающего скорпиона, то встревоженную гремучую змею под автобусом, то ядозуба у лошадиных копыт. Вся Америка под раскаленным небом, казалось, была окутана пылью, законсервирована под белым песком, – одно дуновение, и в нее
Уже тогда для Уэйна это стало вызовом: всего пять человек на огромном континенте, и каждый волен вести себя, как пожелает. Они были ответственны только перед собственными мечтами и нуждами нервных окончаний. Приспосабливаясь к новой территории, Уэйн стал смотреть на Риччи взглядом хищника, думая, как бы схватить его за горло.
Правда, чуть позже группа прибыла в пустынный город Трентон, и Уэйн обнаружил, что на этой, казалось бы, безлюдной земле они вовсе не одни.
Глава 9
Индейцы
За час до заката группа разбила лагерь: это была их первая ночь под открытым небом среди американской пустоши. Усталые животные с трудом везли всадников по шоссе, но Штайнер вдруг показал всем на дорогу через насыпь – в километре отсюда виднелось отдельно стоящее здание, которое некогда представляло собой симпатичную загородную гостиницу рядом с небольшим озером и полем для гольфа. Там, на заваленной камнями подъездной дорожке у молчащего фонтана, путники и расположились.
В отеле их никто не встретил. Небольшая дюна доходила до ступенек, ведущих к вращающейся двери. Окна, выходящие на озеро, от которого остался лишь потрескавшийся котлован, помутнели от грязи. Многолетняя пыль пеленой окутала все вокруг, а тюлевые занавески придавали помещениям еще более зловещий вид.
Штайнер молча проследовал к отелю, чтобы осмотреть его, проверить окна и двери. К досаде Уэйна, никто не спешил расседлать лошадей – все с безразличным видом стояли рядом с измученными животными, как наемные участники похорон. Уэйн думал, что Орловский остановит капитана, но глава экспедиции притих, разглядывая пустынные земли из-под запылившейся шляпы. В его глазах читалась тоска по Москве.
Пока у людей еще оставалось немного сил, Уэйн энергично крикнул:
– Ну-ка, давайте снимать седла. Доктор Риччи, привяжите лошадей у фонтана, нальем им туда воды. И помогите мне с повозкой.
– Уэйн? – Орловский снял шляпу и с подозрением посмотрел на бывшего безбилетника, который справлялся с ситуацией куда лучше его самого. – Хорошо… – одобрительно кивнул он. – Профессор Саммерс, забудьте на время о сейсмографе – в ближайший час землетрясений не предвидится. Настройте рацию на Нью-Йорк, надо связаться с Макнэром и узнать, нет ли каких новостей из Стокгольма. Риччи, идите за Уэйном, похоже, он свое дело знает.
Покормив лошадей и установив палаточную столовую, Уэйн оставил ученых заниматься ужином. Штайнер сумел открыть одно из окон гостиницы и теперь ходил по верхним этажам здания, осматривая спальни. Залезая через окно вслед за капитаном, Уэйн обернулся: его попутчики работали среди лошадей и разложенного оборудования. Он сделал небольшой, но значительный шаг, укрепив за собой право быть полноправным членом экспедиции. В то же время следовало присматривать за Штайнером, который бодро вышагивал среди покрытых пылью столов в полумраке бара. Они оба – и Уэйн, и капитан – заняли свое место в Америке.