Привет эпохе
Шрифт:
Вместе со всем миром презирающий вас
Олег Якубов.»
Это письмо было опубликовано в изданной и переведенной на многие языки в разных странах мира книге «Волчья стая» ( Москва, издательство «Вече», 199 г.). Через месяц после выхода в свет первого издания, в Интернете появилось никем не подписанное сообщение, что исламисты объявили мне джихад. Видимо, чтобы я не расслаблялся, раз, примерно, в полгода они напоминают мне о том, что не забывают мою скромную персону. В недавнем напоминании экстремистов была и такая фраза: «А если жизней наших не хватит, чтобы сквитаться с тобой, то тебя разыщут наши
Ну, что ж, видно, три жизни они мне намеряли. Во всяком случа,е с тех пор проблемами борьбы с международным исламским терроризмом занимаюсь я достаточно плотно и уже вышло у меня на эту тему книг немало.
По делам агентства я объездил практически весь мир. Какие только темы не приходилось освещать. Но тема борьбы с международным терроризмом после ташкентских событий 1999 года стала все же главной. Иногда я даже злюсь на себя, ворчу, что давно уже пора было тему сменить, но отойти от нее не могу, да, наверное, положа руку на сердце, и не смогу. Мне не хочется произносить менторских фраз о том, что терроризм захлестнул весь мир и от этой угрозы нигде теперь не спрятаться, не скрыться и пока люди не поймут, что борьба с этим злом – дело всеобщее, никто бандитов не остановит и террористического зла не искоренит. Просто, в той малой степени, на какую способен, я делаю то, что разумею.
АГОНИЯ
…Счет дням был потерян. Конечно, календарь на моих часах исправно перелистывал числа, но их цифровое обозначение ничего теперь не значило. Время остановилось, когда доставивший нас на плато Устюрт малюсенький АН-2, больше известный в народе как «кукурузник», качнув в воздухе спаренными крыльями, удалился в направлении Нукуса. А может быть, время перестало существовать в тот момент, когда за моей спиной с лязгом захлопнулся стальной замок У-Я-64-71, или попросту той самой тюрьмы в Жаслыке, о которой я так много читал в Интернете.
В Жаслыке я оказался на следующий день после приезда в Ташкент. Что и говорить, смена восприятия ощущений была просто калейдоскопической. Четырехчасовой перелет из Тель-Авива в комфортабельном французском аэробусе А-310, потом самолет до столицы Каракалпакии Нукуса, почти мгновенная, едва-едва сигарету успел выкурить, пересадка в «кукурузник», двухчасовая тряска и – тюрьма. В памяти сохранились какие-то обрывки разговоров, впечатлений от всего этого суточного сумбура.
– Я не совсем понимаю цель вашего визита. Это что будет продолжение уже написанной книги? – напрямик спросил меня генеральный прокурор Узбекистана Рашит Хамидович Кадыров. – Впрочем, мы, как и прежде, открыты для всех, кто хочет разобраться в ситуации.
По сути то же самое повторил мне и первый заместитель ( а ныне министр – О.Я.) внутренних дел Узбекистана Баходыр Ахмедович Матлюов.– Мы получили ваше письмо с просьбой побывать в Жаслыке. Замминистра, курирующий места лишения свободы не возражает. Туда в командировку от МВД летит полковник Чанышев. Так что если вы против такого сопровождающего не возражаете, будем считать вопрос решенным. Правда, полковник, насколько мне известно, отправляется туда через несколько часов. Успеете собраться?
– С Сергеем Рамзесовичем Чанышевым знаком, ничего против путешествия вместе с ним не
В самолете я думал о том, что все произошло слишком стремительно. То ли местное начальство поспешило избавиться от назойливого иностранного журналиста, то ли им действительно нечего скрывать.
В Нукусе меня явно никто не ждал, впрочем, и особого удивления мое прибытие не вызвало – мол, полковнику из МВД виднее, кого с собой брать.
Утром я наносил официальные визиты генеральному прокурору, в МВД, потом была спешка с отлетом. Ни позавтракать, ни пообедать, естественно, не успел. Теперь, глотая слюнки, смотрел, как один из наших попутчиков в форме подполковника внутренних войск ловко разделывал огромного жареного индюка размером с приличного барашка. В дополнение к аппетитным кускам индюшатины были уложены источающие ароматный запах лепешки и выставлены пакеты с соками.
– Прошу к нашему скромному дастархану, – радушно пригласил подполковник. – Заодно и познакомимся.
Лично у меня никаких возражений не было. Я неуклюже стал устраиваться возле откидного столика. Полковник Чанышев тоже присел рядом. Но едва мы примостились вокруг стола, самолет тряхнуло так, что вся приготовленная снедь оказалась на полу.
«Индюк под ананасовым соусом», прокомментировал случившееся Чанышев и с явным сожалением добавил: «Жаль, отведать не доведется».
…Наш самолет завис над огромной, с высоты полета абсолютно гладкой, поверхностью, на которой не было видно ни растений, ни строений. Еще в Тель-Авиве я выписал из Интернета в блокнот коротенькую справку: «Устюрт – пустынное плато между полуостровом Мангышлак на Западе, Аральским морем и рекой Аму-Дарья – на Востоке. Высота до 370 метров. Плато ограничено крутыми обрывами высотой до 150 метров и более. Полынно-солянковая пустыня».
Вот эта самая полынно-солянковая пустыня, именуемая плато Устюрт, и простиралась теперь внизу, насколько взгляда хватало. Но вот показались строения, в динамике пилота что-то забубнил диспетчер, верный и безотказный вот уже многие десятилетия мул гражданской авиации Ан-2 легко коснулся земли. В люк дохнул обжигающий ветер. Наш попутчик подполковник сказал, что летом здесь и шестьдесят градусов по Цельсию – не такая уж редкость.
У трапа самолета стоял микроавтобус, от него шагнул вперед загорелый дочерна плотного телосложения майор.
– Товарищ полковник, начальник учреждения У-Я-64-71 майор Бабаджанов, – представился он старшему по званию Чанышеву.
– Знакомьтесь, майор, привез к вам в гости иностранного журналиста, – представил меня Чанышев. Можете с ним говорить по-русски, он понимает.
Майор представился мне по фамилии, потом добавил свое имя : « Амангельды».
А я ничего не мог с собой поделать и, не скрывая до неприличия пристального любопытства, все вглядывался в лицо этого человека, о котором так много жуткого читал за последнее время. Я пытался поймать в его взгляде, чертах загорелого лица признаки какой-то особой жестокости, такой, какую не скрыть никакими улыбками. Но сколько не вглядывался, видел перед собой обычного человека, может быть, мало эмоционального, а скорее – помнящего, что военная форма и положение обязывают.